Автопортрет. (Фрагонар, пишущий миниатюру).
Холст, масло. 44 x 36. Сан-Франциско. Музей.
Жан-Оноре Фрагонар (1732-1806)
Фрагонар создал многочисленные произведения; пыл и оригинальность – вот что его характеризует; знаток искусства и в то же время большой художник, он на склоне лет посвятил свое время охране шедевров искусства, количество которых он в молодости увеличивал.
Жак-Луи Давид
Жан-Оноре Фрагонар единодушно признается исследователями и любителями французского искусства одним из самых ярких, блестящих мастеров своей эпохи. В нем видят смелого импровизатора, темпераментного южанина, истинного сына "чувственного и галантного" XVIII века.
Творчество мастера неотделимо от судеб французского искусства XVIII века и подчиняется внутренним поворотам его жизненного пути и проблемам того окружения, которое выпало на его долю. Фрагонар принадлежит своей эпохе, но, отступив перед натиском классицизма, он донес до порога романтизма то, что ему было так свойственно и так нужно романтикам,– непосредственность видения, живопись воображения, живописную свободу.
Жан Оноре Фрагонар родился 5 апреля в 1732 году на юге Франции, в Граccе. Отец художника, Франсуа Фрагонар, был перчаточником. Дела его шли плохо: он попробовал вложить капитал в новое прибыльное дело и разорился. Неудачи заставляют его переехать вместе с семьей в Париж. Подростка сына, Жана-Оноре, устраивают вначале в качестве младшего служащего в контору нотариуса, но он работает там очень неохотно. Тогда в семье решают выполнить его заветное желание – отдают на обучение к живописцу. Так советует и хозяин его, нотариус, заметивший склонность юноши к рисованию. Перейти от нотариуса к художнику во французской ремесленной среде XVIII века – значило лишь изменить специальность, решиться иным способам зарабатывать себе на жизнь.
Юного Жана-Оноре ведут к знаменитому живописцу Франсуа Буше. Но прославленный мастер находит юношу недостаточно подготовленным для своей мастерской и советует устроить его к Жану-Батисту Шардану. Тот принимает Фрагонара. А через полгода молодой ученик покидает мастерскую Шардена и возвращается к Буше.
Увлечение живописью Буше, следование его советам, повторение его сюжетов и приемов бесспорно определяют ученические годы Фрагонара. В те времена учитель, как правило, давал ученику для копирования свои произведения. Его ранние рисунки можно принять за работы Буше. Современники не могли отличить работу учителя от работы ученика, восторгаясь декоративными панно над дверями (десюдепорт) в гостиной гравера Демарто.
Фрагонар непосредственно и последовательно примкнул к стилю своего учителя. Свидетельствует об этом целый ряд его произведений в стиле рококо, дошедших до нашего времени и рассеянных по частным коллекциям Европы и Америки. Фрагонар часто изображает юную поселянку в переднике и низком корсаже, с открытой грудью; она везет тачку с младенцем или наполненную цветами, или же льет жеманным жестом воду из лейки. Ее окружают цветы и младенцы, пухлые, как амуры у Буше. Складки ее блузы, передника, подобранной верхней юбки очерчены извилистой, игривой линией, напоминающей почерк учителя Фрагонара.
На такие картины был спрос, и Фрагонар мог бы три желании остановиться на достигнутом и под покровительством учителя продолжать работать и далее в том же роде. Но Фрагонар в это же время был ученикам и других мастеров – великих живописцев прошлого века, произведения которых он упорно изучал и копировал. Он получил доступ в особняк знаменитого коллекционера Кроза и постоянно там работал, изучая картины, которые впоследствии были куплены Екатериной II для Эрмитажа.
Фрагонар в период обучения у Буше погрузился с головой в изучение Рембрандта. Одних повторений его "Святого семейства" до нашего времени дошло пять. Фрагонар трудолюбиво и настойчиво вникал в живопись великого голландца. Поэтому даже на этом раннем этапе развития Фрагонар не был под исключительным влиянием Буше. Тяга к большому, глубокому и сильному в искусстве отчетливо проявляется у молодого художника.
Познакомившись с этими копиями, в начале 1752 года Буше дает Фрагонару важный совет: участвовать в академическом конкурсе на Римскую премию. Эта премия была учреждена для учеников Академии с тем, чтобы победитель получал право на несколько лет стать так называемым "пенсионером" Французской Академии в Риме. На конкурс в те времена непременно полагалось представить историческую картину. Под исторической живописью тогда подразумевалась повествовательная живопись на сюжет, взятый из Библии, античной мифологии, исторических сочинений древних авторов или классической литературы. Тут Фрагонару пригодился его опыт, приобретенный вне мастерской Буше. Он останавливается на сюжете "Иеровоам приносит жертвы идолам".
Фрагонар придает грубоватому старческому лицу Иеровоама выражение некоторой внутренней напряженности. Правая часть картины занята группой, в центре которой выделяется пророк, явившийся в храм для того, чтобы осудить идолослужение и произнести страшные предсказания; его ярко освещенное лицо подчеркнуто выражает горе и негодование.
Картина двадцатилетнего художника была выполнена с профессиональным мастерством и достаточно эффектно. Победив других участников конкурса, Фрагонар получил Римскую премию. В тот период до отъезда в Рим полагалось еще предварительное обучение в так называемой Школе покровительствуемых учеников, которую возглавлял Карл Ванло. Здесь Фрагонар проучился с 1752 по 1756 год. Была возможность уехать в Рим раньше, но Фрагонар был в числе учеников школы, попросивших разрешения продлить срок совершенствования под руководством "столь хорошего преподавателя".
Историческая живопись (в широком понимании XVIII в.) не была полностью чужда Фрагонару. Помимо бесчисленных копий с исторических картин, выполненных в годы учения, он самостоятельно разрабатывал сюжеты: "Отдых на пути в Египет", "Поклонение пастухов", "Христос, омывающий ноги апостолам" (четырехметровое полотно, заказанное ему перед поездкой в Италию и до сих тор являющееся алтарным образом в соборе его родного города Грасса); позже – "Руфь и Вооз" (исчезла), сюжеты из "Освобожденного Иерусалима", "Мир" и "Война", "Отцелюбие римлянки" (все три исчезли), "Пожар Трои" (существует великолепный эскиз в частном собрании), в дальнейшем – "Генрих IV" и др. Многому научили его итальянские живописцы XVII и XVIII веков; многое извлек он из творчества Рубенса, которого увлеченно копировал, специально получив доступ в Люксембургский дворец, чтобы работать над серией картин "Жизнь Марии Медичи".
Со своеобразным задором, как-то вызывающе и шумно написана Фрагонаром вся его серия так называемых "фантастических портретов". Бьющая через край экспрессивность, динамика, неисчерпаемое воображение художника, независимо и произвольно строящего все вещи этой серии вне существующих портретных канонов, могли вызвать сомнение в их портретности как таковой. Точное сходство здесь не главное. Ожидать у Фрагонара развернутых психологических портретов-биографий было бы вообще наивно. Художник как бы делится со зрителем, сохраняя полную искренность, своим впечатлением" своим ощущением, которое вызывает в нем человек – его энергия, красота, вдохновение, свобода, порыв. Это импровизации, к ним не бывает предварительных карандашных зарисовок, здесь Фрагонар дает волю своей кисти. Они кажутся написанными с молниеносной быстротой, и это не обман чувств; на двух из них существуют старые надписи на обороте: "Портрет аббата де Сен-Нон, написанный Фрагонаром за один час", и на другом (подписанном "Frago 1769") "Портрет ла Бретэша, написанный Фрагонаром, в 1769 году, за один час".
К группе "фантастических портретов" кроме десюдепортов Сен-Нона относятся его же портрет в рост в испанском ярко-красном костюме с перекинутым через плечо золотым шарфом (Барселона, Музей нового искусства), "Портрет д'Аркура", "Портрет живописца" с пурпурной папкой в руках, залитый сверху ярким светом, и так называемый "Портрет актера", где красный край взлетающего плаща намечен одним взмахом кисти, а скомканная перчатка как будто вырывается из сжимающей ее руки. Портреты Фрагонара полны своей особой, им присущей экспрессии. Напрасно один современный исследователь, недовольный недостатком психологической выразительности рук "фантастических портретов", замечает, что в них не больше выражения, чем в перчатках. Пожалуй, у Фрагонара в скомканных перчатках больше экспрессии, чем в руках на иных портретах.
"Фантастических портретов" Фрагонара сейчас насчитывают до пятнадцати. В них нет жеманства и измельченности форм рококо. При этом они изображают разных людей, и в то же время все в какой-то мере – портреты автора, выражение его стремительного, страстного и живого восприятия жизни. Это кульминация творчества Фрагонара. По этим достаточно многочисленным произведениям художника ясно видно, что живописная свобода отличает у Фрагонара не эскиз, не подготовительную стадию работы от окончательной, когда живопись должна войти в общепринятые рамки и получить "законченность", заглаженность. Нет, если Фрагонар ничем не скован извне, именно такими бурными красочными каскадами он и выражает свои чувства.
Особое место в творчестве Фрагонара занимают иллюстрации к очень различным по своему характеру литературным произведениям. Его называют точным иллюстратором, но это можно сказать только в тех случаях, когда он по духу близок к автору иллюстрируемого произведения. Пожалуй, наиболее родственным ему писателем был Лафонтен как автор сказок. Жанровые сцены, разыгрывающиеся, разумеется, в обстановке XVIII века, даже если сюжет заимствован Лафонтеном из Боккаччо, набросаны Фрагонаром изобретательно и живо. Он обычно избирает в качестве сюжета иллюстрации самую суть, самую изюминку озорной лафонтеновской сказки. Не удивительно, что во многих случаях это оказывается любовная сцена. К сожалению, в издании "Сказок" (вышедшем с запозданием и в неблагоприятный для этого момент, после революции, в 1795 г.) сохранилась далеко не вся прелесть первоначальных рисунков Фрагонара к Лафонтену: иллюстрации с сильными изменениями гравированы офортистом Мартиалем. Сам Фрагонар в молодые годы работал в офорте, но до наших дней дошло очень небольшое количество его собственноручных гравюр.
Долгое время Фрагонар подготавливал серию иллюстраций к "Неистовому Роланду" Ариосто, но не закончил ее. Эти иллюстрации так и остались в набросках (карандаш, тушь, сепия). Но набросок вообще раскрывает фрагонаровский замысел едва ли не полнее, чем уточненная и отделанная работа. Иллюстрируя Ариосто, Фрагонар относился очень легко к даваемым в тексте описаниям. Например, Ариосто отводит в четвертой песни целую строфу описанию гиппогрифа – полугрифа, полуконя, имеющего птичью голову. Фрагонар довольствуется изображением Пегаса, достаточно знакомым по европейской живописи. Его увлекает стремительный поток разнообразных приключений, смена настроений, сама эмоциональная атмосфера поэмы Ариосто. Даже обращаясь к столь излюбленному в те времена произведению, как "Освобожденный Иерусалим" Торквато Тассо, Фрагонар делал рисунки, навеянные образами поэмы, но не представляющие собой иллюстраций в нашем смысле слова. Таков известный рисунок "Клоринда на коне" (перо, бистр с размывкой; Безансон, музей). Грозная воительница, вся покрытая броней, по замыслу поэта, неузнаваема в своих доспехах. А у Фрагонара она изображена скачущей на коне в одеянии, напоминающем одежды нимф Буше, с открытым лицом, с обнаженной грудью; над ней вьются символические фигурки целящихся в нее амуров.
Фрагонар работал также и в области миниатюры, изображая чаще всего головки детей и молодых девушек прозрачной акварелью на слоновой кости; писать акварелью он научил и жену, вероятно, довольно рано обратившись к этой технике. Но и в более поздние годы он – скорее, ради заработка – исполнял миниатюры, причем, по-видимому, манера Фрагонара-миниатюриста изменялась соответственно общему ходу его эволюции.
Семидесятые годы XVIII века ознаменовались в жизни, литературе, искусстве Франции новыми настроениями. Идеи просветителей дают себя знать повсюду. Прославление добродетели, долга, морали поражает воображение читателей Дидро; призыв Руссо – вернуться в лоно естественной, простой жизни, стать ближе к природе, положить добродетель в основу семейных отношений – находит отклик во многих сердцах. Фрагонар при всей своей склонности к юмору, озорству, к галантным похождениям, наверно, искренне оказался под впечатлением новых идей. Пленить его, воспитанного на пасторалях, прелестями сельской жизни было не трудно, а сентиментальная литература натолкнула впечатлительного художника на сюжеты из семейной жизни. Ведь в это время даже королевский двор был захвачен буколическими увлечениями: в Трианоне отменен этикет, близ здания уничтожают традиционный партерный сад и строят деревню; королева и принцессы принимают участие в работах по саду или собственноручно сбивают масло. В театре Трианона идут пьесы только из сельской жизни; при дворе Марии-Антуанетты читают Руссо и идиллии Гесснера.
Волна сентиментальных сюжетов из семейной или сельской жизни, возникающих в творчестве многоликого, вечно меняющегося мастера, как будто не может никого удивить, поскольку речь идет о 70-х годах. Но в качестве основной причины этого нового поворота в мыслях Фрагонара чаще всего указывают на его брак состоявшийся в 1769 году. Мадемуазель Мари-Анна Жерар, землячка Фрагонара, приехала из Грасса в Париж, чтобы начать зарабатывать самостоятельно и облегчить бюджет своей семьи. Она решилась попробовать силы в области акварельной живописи и миниатюры, которым Фрагонар мог ее обучить. Холостой и одинокий художник пригласил ее жить к себе. Мари-Анна, видимо, презиравшая условности и предрассудки, согласилась. Бракосочетание состоялось летом 1769 года, но мадемуазель Розалия – дочь Жана-Оноре и Мари-Анны, – также нарушив приличия, появилась через полгода после их свадьбы. Сын Фрагонара, Александр-Эварист, родился лишь через одиннадцать лет. Так что излюбленные Фрагонаром в 70-х годах сцены, подобные "Счастливому изобилию", изображающие молодую мать, окруженную полдюжиной маленьких детей, художнику все равно приходилось заимствовать из литературы или выдумывать – ничего автобиографического в них нет. Дочь и особенно – в дальнейшем – маленький сын, "Фанфан", позировали ему неоднократно для его картин.
Вместо галантных, шутливо-пикантных и просто эротических сюжетов прежних лет у Фрагонара появляется целая вереница картин и рисунков, само название которых говорит за себя: "Счастливая мать", "Счастливое изобилие", "Колыбель", "Возвращение после работы", "Урок чтения", "Скажи: "Пожалуйста" и т. д. Это не просто вскользь затронутые темы семейной жизни, многодетности, воспитания детей, бедности и труда, тяжесть которых полностью искупается семейным счастьем. Особенность сентиментальных картин Фрагонара 70-х годов – в перевесе литературного начала, словно художник предлагает составить по ним трогательный рассказ. Такова существующая в двух вариантах картина (маленькая – в частном собрании, большая – в Вашингтонской Национальной галерее; сохранился также эскиз в частном собрании), которая известна под названием "Посещение кормилицы". Она выдержана в мягком золотистом тоне и пленяет тонкой передачей света и воздуха. В бедной комнате стоит колыбель со спящим ребенком, около нее, на коленях, не сводя глаз с младенца, – изящный молодой человек, нежно прижавшийся лицом к руке элегантной молодой дамы. Шляпка до половины скрывает тенью ее лицо, но видно, что и ее взгляд также обращен на ребенка. У колыбели сидит на сундуке старуха (в другом варианте – молодая женщина), а справа трое малышей глядят на нежную чету, как видно, заинтересованные появлением гостей. Фантазия зрителя легко подсказывает ситуацию, при которой любящим родителям пришлось отдать ребенка на воспитание в деревню. Никогда до сих пор картины Фрагонара не имели столь повествовательного характера и не вызывали ассоциаций с литературой подобного жанра..
В 1773 году Фрагонару второй раз в жизни представляется возможность совершить бесплатное путешествие по Италии – художник охотно принимает приглашение чрезвычайно богатого откупщика Бержере отправиться с ним в поездку. Отправляясь в путешествие на год, он взял с собой сына, его гувернантку, но, кроме того, пожелал иметь при себе, как тогда было принято, художника, который комментировал бы произведения искусства, встречающиеся в пути, и зарисовывал бы увиденное. Бержере ничего не имел и против жанровых сцен. Он остановил свой выбор на Фрагонаре, которого давно знал. По собственному признанию Бержере, этот художник и мог быть полезен и казался удобным спутником благодаря ровному характеру. В виде особого одолжения приглашена была и жена Фрагонара – Мари-Анна.
Фрагонар начал делать дорожные зарисовки еще в пределах Франции. Один из знаменитых рисунков этой поры изображает "Общественную печь" (хлебопекарню) близ Негрпелиса (владение Бержере). Другой рисунок, выполненный сангиной, изображает остановку дорожных карет под огромными развесистыми деревьями; их ветви и листва, то расплывающиеся, то сияющие солнечными пятнами, заполняют прихотливым узором всю поверхность рисунка.
Через Геную и Флоренцию путешественники за два месяца добираются до Рима (в Генуе Фрагонар делает замечательный рисунок бистром, изображающий нависшую над морем скалу; она, словно туча, вздымается на туманном фоне неба). В Риме Бержере проводит зиму, ведет светский образ жизни, живет широко, принимает у себя "всю Академию", встречается с художниками. Фрагонар, видимо, всюду его сопровождает. Художник в это время пишет мало, больше рисует, и не каскады, аллеи, руины, очень модные в то время во Франции, а чаще уличные сцены, типы простых людей и пейзажи. Возможно, он теперь увидел Италию другими глазами, чем в молодости. Помимо избираемых им мотивов замечательно изменение самого стиля передачи пейзажа. Рисунки времени пребывания на вилле д'Эсте кажутся четкими, пластичными по сравнению с теми, которые преобладают у Фрагонара в 70-х годах. Живописность, воздушность рисунка отличает также его пейзажные наброски, сделанные уже во Франции.
По возвращении на родину, в конце 1774 года, художник поссорился со своим патроном: Бержере хотел забрать себе работы Фрагонара, сделанные во время путешествия, в возмещение дорожных расходов. В этом не было ничего из ряда вон выходящего по тем временам. Сен-Нон тоже брал у Фрагонара некоторые его произведения, сделанные во время общих странствий. Но Сен-Нон был артистичен, изящен, аристократичен... Говорят, что Фрагонар судился с Бержере; документов, подтверждающих процесс, не оказалось. Похоже, что художник выкупил у финансиста свои рисунки. Впрочем, потом, видимо, произошло примирение. Во всяком случае, позже старый Фрагонар был постоянным желанным гостем в доме Бержере-сына; мальчиком тот путешествовал вместе с ним по Италии и учился у него рисованию.
Если налет грубой прозы и испортил несколько воспоминание об этой поездке, Фрагонар все же в течение этого года открыл для себя что-то новое. И при изображении французских парков возникают теперь воздушные, словно из намеков состоящие наброски кистью, бистром с размывкой, создающие впечатление сплошной завесы из солнечных бликов и прозрачной тени. Фрагонар достигает богатства валеров, то идя от темного к светлому, размывая краску (лавис), то применяя противоположный метод и накладывая один слой бистра на другой, – это его, своеобразный, фрагонаровский прием.
Парижане, собственно, только недавно открыли очарование парижских окрестностей. С конца правления Людовика XV праздник в Сен-Клу (ярмарка, происходившая в течение трех последних воскресений сентября) делается популярным развлечением для людей разных сословий. Впоследствии Конвент закрепляет за Сен-Клу значение национального владения как места праздника "для увеселения народа". "Весь Париж" встречается здесь. Красочное зрелище привлекает сюда художников.
Жанровая сторона этих зрелищ, группы фигур в парках, особенно увиденные во время празднеств, привлекают Фрагонара в эти годы по-своему. Он пишет ряд сцен, разыгрывающихся на празднике в Сен-Клу, но это не сюжетные сцены – это лирические зарисовки натуры.
Около 1775 года герцог Пентьевр заказал ему декоративное панно для своего особняка "Отель де Тулуз", который в 1808 году был приобретен Французским банком. Для исполнения заказа Фрагонар использовал три сделанные раньше небольшие картины – "Шарлатаны", "Торговец игрушками" и "Театр марионеток" (все три – в частных собраниях). Там уже были изображены эти ступенчатые подмостки, с которых обращается к толпе нарядная девица; над всем сооружением развевался раздвоенный красный флажок, и те же зрители, забавляясь, тешились у загородки, были легкий шатер торговца игрушками и ширмы театра марионеток около статуи. Это реальное, сотнями людей виденное зрелище почти без всяких изменений становится феерией, заманчивой панорамой, где природа и жизнь людей сливаются в одно поэтическое целое.
Для Фрагонара несомненной трудностью являлся размер панно: 216 X 335 см. Он не привык писать пейзаж на полотне такого масштаба. И все-таки он справился с этой задачей. Картина – поэтическая, динамичная и даже немного сказочная – является насквозь французской, французской во всех отношениях, конечно, принадлежащей при этом своему времени.
Фрагонар пишет еще около двенадцати подобных картин разных размеров. На них изображены светлые парки с прозрачной голубой далью, например "Игра в парке", или обрывистый берег в Рамбулье, на котором выделяется зигзаг дерева, похожего на молнию; статуи, выдуманные, как у Ватто, или "Амур" Фальконе в неожиданно большом масштабе; группы гуляющих, катающихся на лодке, качающихся на качелях. Господствуют светлые, мягкие краски с неожиданной вспышкой то ярко-красного платья с так называемой "складкой Ватто", то золотого солнечного пятна.
Кроме созданных Фрагонаром в 70-х годах пейзажей в это десятилетие им были написаны еще пятьдесят-шестьдесят портретов. Это поверхностные, гладкие, зализанные, нарядные работы, в основном – заказные. Иногда это мифологические портреты – дамы с обнаженной грудью, с атрибутами какого-нибудь божества. Иногда портреты актрис в гирляндах роз – что-то в них есть общее с наигранностью Грёза последних двадцати пяти лет его жизни. Только героини Грёза разыгрывают трогательную невинность, а красавицы Фрагонара – упоение своей красотой и счастьем. Среди этих картин выделяются своей неподдельной свежестью лишь немногие: например, небольшая овальная картина, изображающая молодую черноволосую девушку с обнаженной грудью, которая держит на руках двух маленьких щенят; один положил темную мордочку на ее нежную грудь. Кажется, для этой картины позировала Маргарита Жерар, сестра жены, намного младше и красивее ее.
Тысяча семьсот восьмидесятые годы во Франции – время назревания революции. Ее приближение сказывается на всех сторонах жизни страны. Напряжение проявляется и в настороженности абсолютистского руководства, которое применяет различные репрессии в области культуры. Академия теряет последние прерогативы, она безоговорочно подчинена королевской опеке, и она же борется с малейшим проявлением независимости в художественной жизни Парижа. Упразднены (как очаг анархии) Школа покровительствуемых учеников, Школа Академии св. Луки, и, главное, запрещены очень популярные публичные выставки художников, не принадлежащих к Академии. Дольше других держался так называемый Salon de la Correspondance, где в 80-х годах иногда выставлялся Фрагонар, но в 1787 году прекратились и эти выставки.
Что же делать Фрагонару – художнику, который уже, четвертое десятилетие ищет свое место в искусстве Франции и, овладев одной творческой системой, опять устремляется на поиски чего-то иного? Беспокойный и требовательный к себе, в преддверии революции Фрагонар с особой остротой ощущает себя вне генеральной линии нового искусства, не может ее нащупать, но не может и перестать искать. Теперь видимо, от художников ждут аллегорической живописи: в последние годы каталоги Салона запестрели такими названиями, как "Борьба Любви и Целомудрия" (Лагренэ-старший), "Приношение Амуру" (Теолон) и т. д. Эта тематика исключает революционную ориентацию, но картины пишутся в манере, далекой от фривольности и изысканности рококо, – это тот "конец старой легковесной манеры французской школы", о котором писал в это время Гримм.
Фрагонар создает в 80-х годах большую серию аллегорических картин. Это "Фонтан любви", "Призвание Амура", близкий к нему "Обет Амуру", различные варианты "Жертвоприношения розы". Наконец появляется "Пробуждение природы, или Поклонение стихий природе". Сюжет картины явно перекликается с темами праздничных украшений Парижа и представлений, которые Жак-Луи Давид устраивал во время революции ("Фонтан Возрождения в виде олицетворения Природы" – в проекте праздника Федерации). К сожалению, картина известна только по воспроизведениям, так как она исчезла или была уничтожена во время войны в 1940-1944 годах.
Наиболее значительное место среди картин этой группы следует отвести "Фонтану любви". Хотя и вверху и внизу холста из тени или из облака выглядывают маленькие амуры – конечно, потомки амуров Буше, – но основные две фигуры, юноши и девушки, устремляющихся к фонтану любви, скорее, заставляют вспомнить об античных рельефах. Их сближенные профили напоминают римские портретные камеи по четкости и чистоте линий. Мягко промоделированные тела выступают из глубокой тени. Но эта прохладная переливчатая тень (образованная листвой, облаками, туманной мглой, возникающей уже на втором плане картины) и даже золотые блики на чаше, на волосах девушки напрасно вызывают иногда сопоставление с Рембрандтом. Быть может, Фрагонар, работая над этим полотном, и вспоминал уроки, которые извлек из живописи Рембрандта. Он сознательно делал контраст света и тени одним из главных носителей эмоционального начала в картине. Однако кроме этого абстрактно взятого положения ничего общего с Рембрандтом нет ни в сюжете, ни в живописном осуществлении этой группы картин. Зато в них явно есть общее с творчеством французского живописца, который, начав свою деятельность в 80-х годах, достиг кульминации творчества во времена Первой империи. Это Пьер Прюдон (1758- 1823). Он принадлежит к тем художникам, которые ловко и осторожно обошли период бурного подъема и напряжения французского революционного искусства: сначала он делал аллегорические рисунки на такие темы, как "Равенство" и "Свобода", позже писал картины под названием "Философия" и "Искусство". В 1808 году он создает один из своих шедевров – "Правосудие и божественное Возмездие, преследующие Преступление", вещь очень сильную, высоко оцененную романтиками. Эта картина, а также "Похищение Психеи" (тоже 1808 г.) заставляют вспомнить живопись Фрагонара 80-х годов. Значение Фрагонара для формирования таланта Прюдона очевидно.
Пестрота и переплетение разных линий в искусстве Фрагонара выступают в 80-х годах еще резче, чем прежде.
К 80-м годам относится великолепный портрет жены художника в большой черной шляпе, находящийся в Копенгагене. Мягко и без прикрас вылеплено свежее, но слегка расплывшееся лицо тридцатипятилетней (или, скорее, сорокалетней) женщины. Но не оно составляет главное в картине. Фрагонар дал волю кисти, изображая кружева на платье и огромную тюлевую шляпу, которая как будто в первую очередь привлекла внимание портретиста. Волны черных мазков одной силы, но различной цветовой напряженности свободно плещутся, извиваясь, легко образуют форму и так же легко минуют опасность малейшей конкретизации деталей. Фрагонар здесь смотрится как живописец, более близкий нашему времени, как мастер конца XIX века.
В то же самое время Фрагонар возвращается к теме семейного благополучия – на этот раз в обстановке буржуазной беспечности и достатка. Картина "Счастливый брак" (частная коллекция) изображает развалившегося на диване сытого господина, которого ласкает ребенок, а рядом стоит, склоняясь над ним, благополучная, полная, нарядная супруга. И, может быть, краски не просохли еще на этом тихом, вялом, детально разработанном полотне, когда Фрагонар начал писать "Задвижку" (объявление о гравюре с нее появилось в июне 1784 г. в "Меркюр де Франс"). Здесь полкартины занимает смятая кровать под высоким пологом; юноша – в нижнем белье, босой – уверенным движением прижимает к себе вырывающуюся девушку, а другой рукой закрывает дверь на задвижку. И это Фрагонар любовных сцен и озорства "на грани приличия" при случае может дать о себе знать.
В это же время Фрагонар пишет также много детских портретов и жанровых картин, в которых часто появляется белокурый мальчик – маленький Александр-Эварист Фрагонар (впоследствии незначительный живописец и скульптор). Несколько раз в разном обличье пишет Фрагонар свою дочь Розалию, теперь привлекательную молодую девушку. Это она, видимо, позировала отцу для московской картины "Девушка с сурком" (ГМИИ). Здесь Фрагонар очень прост; Розалия изображает девушку из народа, которая непринужденно подбоченилась и весело глядит на зрителя; живопись маленькой картины сдержанна, белая косынка написана одним тоном, но длинными, быстро положенными мазками.
Розалия внезапно умерла в возрасте восемнадцати лет – это было неожиданным и тяжелым ударом для художника, жизнь которого и без того рисуется в этот период все более и более печальной.
В 1788 году несколько парижских газет дают объявление о гравюре с новой картины Фрагонара "Поцелуй украдкой". Эта картина – один из прославленных шедевров эрмитажного собрания, неизменно вызывающий восторг зрителей.
И все-таки эта вещь рождает двойственное впечатление у тех, кто знает живопись Фрагонара. У этого ищущего, всю жизнь меняющегося художника не так уж удивительно обнаружить еще одну новую манеру, даже если ему уже под шестьдесят лет. Особенно понятным становится этот новый поворот в самый канун революции. Разумеется, Фрагонар видел в Салоне "Велизария" и "Клятву Горациев" Давида. Он чувствовал, как почва ускользает у него из-под ног: ведь он при своей наблюдательности и чуткости прекрасно понимал, что именно героическая, патетическая живопись Давида и окажется сейчас решающей, что именно она нужна сейчас современникам. Но он слишком умен для того, чтобы поступить, как Грёз, с его несчастной попыткой стать историческим живописцем. К исторической живописи именно сейчас у Фрагонара возврата нет: он это сознает. И Фрагонар выбирает путь достоверного изображения реальности. Но двойственное чувство у зрителя вызывает разрыв между виртуозным блеском "Поцелуя украдкой" и той педантической мелочностью, ради которой изощряет теперь Фрагонар свое мастерство.
Фрагонар как будто продолжает свою давнишнюю серию "поцелуев", но, снова обращаясь к этой теме, трактует ее в чисто лирическом и чуть сентиментальном плане. Это поцелуй невинный и торопливый. Девушка вырывается не потому, что влюбленный опасен ей, и не из жеманства; просто она боится, что кто-то войдет и застанет их: ведь это не спальня на чердаке, это будуар приличного богатого дома. Комната показана зрителю с непривычной точки зрения: мы видим не обычную плоскость стены в глубине, а угол и открытые двери оправа и слева. Извилистая диагональная линия очерчивает контур женской фигуры, ее руку, шарф, лежащий на столике. Но динамика в картине как бы парализована точностью и тщательностью отработки деталей. Изображена сценка, длящаяся мгновение, но ничего от молниеносной живописи прежнего Фрагонара здесь нет, картину не примешь за написанную "в течение одного часа".
По-видимому, полным подобием "Поцелуй украдкой" была исчезнувшая, известная лишь по гравюре картина "Контракт", называемая также "Обещание бракосочетания" (объявление об этой гравюре появилось в газетах на два года раньше, чем о "Поцелуе украдкой"). "Контракт" – вещь более сентиментальная, более спокойная, но совершенно так же детально разработанная и того же размера, что "Поцелуй украдкой". Похожи героини обеих картин, похоже изображение комнаты. Возможно, что картины были парными. От этих произведений позднего Фрагонара берет начало творчество двух французских художников-жанристов, формирующихся в ту пору. Это Луи-Леопольд Буальи и – создание рук Фрагонара – Маргарита Жерар.
Маргарита Жерар не была бездарна. Она успешно работала в течение своей долгой жизни, хорошо запомнив все, чему ее учил Фрагонар. Но ни в какое сравнение с беспокойным талантом ее друга и учителя не идет ограниченное, аккуратное искусство Маргариты Жерар. Она не могла бы следовать ни за Фрагонаром-пейзажистом, ни за Фрагонаром – создателем фантастических портретов и галантных сцен. А вот за Фрагонаром-миниатюристом и автором сентиментальных жанровых сцен, она шла довольно уверенно. Уж не ради нее ли Фрагонар в конце жизни принимает участие в создании нескольких картин, в которых нет ничего фрагонаровского (даже если принять за эталон "Поцелуй украдкой" и "Контракт")? Это парные картины – "Первые шаги" и "Любимое дитя", а также "Молодая женщина, перебирающая струны гитары, стоя около колыбели спящего ребенка" (все – в частных собраниях). Картины тщательно выписаны, изобилуют изящными деталями, но искусственность, холодность, подражательность, подчас какая-то фальшивая нота выдают в них усердное участие чужой руки. Они числились когда-то в списках произведений Фрагонара, теперь считаются совместной работой с Маргаритой Жерар, но больше похожи на ее произведения той поры, когда она уже осталась одна. Ничего нового, самостоятельного она так никогда и не попыталась создать. Нарушив покой в семье сестры, но неизменно предлагая дружбу в обмен на любовь пожилого человека, Маргарита так никогда и не вышла замуж, своей семьи не имела, и что-то жалобное есть в ее пристрастии к изображению материнского счастья. Как живописец она лишь подражательница одной, поздней, самой узкой грани фрагонаровского искусства.
7 сентября 1789 года, в момент, когда над Францией нависла военная угроза и страна нуждалась в золоте, делегация жен художников явилась в Национальную ассамблею, чтобы отдать свои драгоценности на нужды родины. Рядом с женами Давида, Вьена, Сюве были и Мари-Анна Фрагонар и Маргарита Жерар. В нижних залах Луврского дворца устраивают общественную столовую, мастерскую, где шьют белье для солдат, – во всем этом жены художников, живущих в Лувре, принимают деятельное участие.
Картины Фрагонара в то время продать было невозможно. В январе 1790 года Фрагонар с женой и Маргаритой уезжает в Грасс, где поселяется у родственника, с которым расплачивается, работая над портретами и декоративными панно: "про черный день" у этого человека ничего не отложено, а черный день настает. Он делает дополнения к Лувесьеннской серии, которую привез с собой в Грасс, – пишет картину "Покинутая".
Из Парижа Фрагонар уехал не потому, что был враждебен революционным событиям, а потому, что он чувствовал себя ненужным. Но уже в марте 1791 года художник возвращается в столицу. Теперь у него новая забота. Подрастает сын – тоже будущий художник. Но отец не хочет, чтобы юный живописец был учеником старого Фрагонара. Он хочет видеть сына в центре передового искусства Франции, и когда Александру-Эваристу исполняется двенадцать лет, он отдает его в ателье Давида.
Заработки старого Фрагонара невелики. Видимо, он получает несколько заказов на портреты, да в 1795 году выходит не полностью осуществленное издание сказок Лафонтена с иллюстрациями по его рисункам. Но в январе 1794 года он был избран членом Музейной комиссии – организации, имеющей целью создание национальных музейных коллекций, и в первую очередь формирование коллекций Лувра, который уже стал музеем в 1793 году. Рекомендацию Фрагонару дает член Конвента Жак-Луи Давид: "Фрагонар создал многочисленные произведения; пыл и оригинальность – вот что его характеризует; знаток искусства и в то же время большой художник, он на склоне лет посвятит свое время охране шедевров искусства, количество которых он в молодости увеличивал". Эта рекомендация характерна той высокой оценкой, которую глава классицизма дает "позднему представителю рококо". Вместе с тем она имеет печальный смысл: шедевры Фрагонар создавал только в молодости. В представлении Давида, Фрагонар принадлежал прошлому.
Деятельно и самоотверженно работал Фрагонар в Музейной комиссии с 1794 по 1797 год. Много сил вложил он в создание Лувра. Коллекция кабинета рисунков Лувра, видимо, собрана именно им. Между 1797 и 1800 годами он был "инспектором перевозок" в Версале (там сосредоточивали тогда французские картины, а ценные произведения иностранных мастеров, обнаруженные в различных дворцах Франции, отправляли в Лувр).
В 1800 году работы были закончены, и Фрагонар был уволен. Последние годы жизни старого художника печальны. Несмотря на всю свою гибкость, неутомимость и трудолюбие, он все-таки не у дел. Александр-Эварист благополучно выставляется и имеет успех, но он не любил отца и, как рассказывали, сжег коллекцию гравюр с его произведений. Маргарита Жерар пользуется прочным признанием и даже получает золотую медаль от Наполеона. Она не забывает друга, который ее воспитал: когда в 1805 году старого Фрагонара, как и других художников, выселяют из обжитых, привычных помещений в Лувре, то не сын, а именно она нанимает для него квартиру.
Фрагонар умер 22 августа 1806 года. Некрологи, помещенные в различных парижских газетах, холодно и банально говорят о нем как об авторе "Кореза и Каллирои" и "Фонтана любви" или даже как о "художнике, принадлежавшем к старой Академии, которому удавались эротические и галантные сюжеты".
Творческий путь Фрагонара необычайно извилист, и диапазон его деятельности очень широк. При всех поворотах, взлетах, срывах и неутомимости вечных поисков он не мог завоевать прочное положение в искусстве своего времени, а тем более – создать определенное направление, школу. То высшее, чего он достигал на разных этапах творчества, кажется скорее внезапным озарением, гениальной импровизацией, инстинктивным порывом, чем достижением поставленной перед собой цели. И все-таки он был напряженным живым нервом искусства своего тревожного времени, он чутко отзывался на носящиеся в воздухе новые идеи и решался на крутые повороты, не ожидая в покорном безразличии наступления приближающейся грозы. Фрагонар принадлежал к числу тех немногих, кто предвосхитил не только элементы романтизма, но и черты пейзажа барбизонской школы, и, наконец, в лучших своих произведениях оказался провозвестником того небывалого сдвига, которым отмечена во французской живописи середина XIX века.
