Перефразируя Толстого, можно сказать: «Счастливые переводчики счастливы одинаково». Я имею в виду тех, кто взялся переводить такую книгу, как «Роза Мира». Видимо, у каждого из них, как у меня, был какой-то импульс, побуждение, долг не знаю, как лучше это назвать, да и стоит ли называть?
Но прочитав «Розу Мира», стремишься объяснить твоим испанским и латиноамериканским друзьям, что есть такая книга. Они смотрят на тебя и не понимают твоего восторга. Тогда пробуешь перевести сначала фразу, потом страницу. В это как-то входишь, вовлекаешься, и хочется передать «Розу Мира» на другом языке, чтобы она зазвучала для прекрасных людей, которых любишь. Ты думаешь: «Как же они могут без этого жить? Почему они этого не знают?!» И начинаешь переводить, пытаешься переводить. Временами «пишется» (переводится) легко, но чаще застреваешь в попытках адекватной передачи смысла, упираешься в невозможность полнее передать красоту русского слога; слово, фраза не даются, и их приходится лепить, выстраивать, подыскивая то, что тебе кажется единственно подходящим и соответствующим оригиналу. И тут возникает немало практических проблем, вопросов переводческого ремесла.
Конференция в ИМЛИ, посвященная творчеству Даниила Андреева, была названа научно-практической, я бы скорее назвал ее научно-практическо-поэтической. Причем мне больше понравилась ее поэтическая часть, о научной судить не берусь. Однако создается впечатление, что науке, ученым «Роза Мира» пока не очень дается. К ней тянутся разные руки и умы, научные и не очень, но она ускользает. Может, не время еще, не знаю, причины от меня скрыты.
Мне, как переводчику, хочется, чтобы исследователи творчества Даниила Андреева прежде всего обратились к литературоведческим проблемам, к проблемам текстологическим, лингвистическим, к вопросам художественного восприятия разноплановой реальности и ее поэтического отражения. Хотелось бы привлечь внимание русистов и специалистов по русской литературе к необыкновенному русскому языку «Розы Мира», к ее художественным формам. Я не специалист и не могу об этом судить, но чувствую, что этот язык, эти формы стоит изучать.
Глубокие научные проблемы заложены в самой книге. О них уже не раз сказано. Это те интереснейшие темы, которые затрагиваются в книге вскользь, которые сам автор намечает пунктирно, поясняя, что у него нет времени и возможности раскрыть их. Я мечтаю о тех временах, когда действительно умные, увлеченные, влюбленные в предмет люди примутся развивать метаисторические науки и помогут всем прочим взглянуть на историю, жизнь, культуру именно с этой стороны. И, конечно, все мы будем ждать метаисторических исследований в области русской истории и культуры.
Когда появятся переводы «Розы Мира» и книга будет осознана на других языках, кто-то возьмет на себя труд подобных исследований и в других странах применительно к своей культуре, истории. Допустим, метаистория Испании. Какое великодержавное существо стояло за великой Испанской империей XVI века, простиравшейся на столь огромные пространства, что над ней никогда не заходило солнце? Ведь Испания владела тогда половиной мира в состав этой империи входили вновь открытый Новый Свет, обширные территории в Юго-Восточной Азии, в Африке, даже в Европе (Нидерланды, часть Италии и Франции)! Какие метаисторические события, какие существа стояли за инквизицией, о которой говорится в «Розе Мира»? Мы знаем историю, факты, но почему все это происходило именно так, принимало такие формы, что давало такой ход истории? Метаисторический анализ подобных вопросов представляет немалый интерес. Если мы обратимся к Испании XX века, то увидим кровавого, хотя и проводившего довольно гибкую политику, диктатора Франко. Он правил сорок лет и подготовил восшествие на трон симпатичнейшего монарха Хуана Карлоса I, открывшего стране путь к демократии. Почему он так поступил? Что за этим кроется?
В мировой истории (в разных культурах, в разных странах) непочатый край подобных тем, и разработка их была бы очень интересна.
В практическом (не научном!) плане скажу следующее: когда пытаешься переводить такую книгу, замечаешь, что вокруг нее уже возникло и продолжает создаваться некое (может, я не совсем верно формулирую с трансфизической точки зрения) тонкоматериальное тело, своего рода эгрегор. Оно связано с творчеством Даниила Андреева, с его личностью. Сама книга «Роза Мира», вкупе с образом ее автора и его поэтическим творчеством, те мысли, чувства, переживания, которые она вызывает, рассуждения и обсуждения, которые она порождает, все, что думает и ощущает человек, читающий ее,– все это, наверное, пополняет такое тонкоматериальное образование.
В связи с этим одна из задач переводчика не навредить. Когда он переводил, от него зависело, какое слово, какую запятую поставить, как построить фразу, абзац. Но вот книга переведена, она ушла, живет своей жизнью, и переводчик уже ничего не может изменить. Книга стала фактом другой культуры, попала в другую среду. Она дышит по-своему и рождает какие-то новые реальности, новые мысли, чувства, может вдохновить художников, которые создадут произведения в музыке, живописи, слове. И все это будет инициировано именно тем словом, которое выбрал переводчик! Эта новая языковая и не только языковая реальность, создаваемая переводчиком, налагает на него огромнейшую ответственность, и об этом не следует забывать. В то же время любой перевод никогда нельзя считать законченным, завершенным.
Я перечитываю свой перевод «Розы Мира», и мне хочется его править. В литературе принято переводить на родной язык. Мой родной язык русский, однако я взялся за перевод книги на испанский. Вероятно, в каких-то случаях можно считать оптимальной совместную работу двух переводчиков: например, один воспринимает исходный русский текст, другой в состоянии адекватно передать его на своем языке. И если когда-нибудь кто-то, для кого испанский язык родной, возьмется за новый перевод «Розы Мира» и создаст поистине испанский текст, я буду только рад. Надеюсь, мой перевод этой книги ему как-то поможет. По-моему, имеют право на существование несколько переводов одного и того же произведения на один и тот же язык, особенно если речь идет о такой значимой и поэтической книге.
Не уверен, что поэтическое сравнение здесь очень уместно, но я хотел бы сравнить перевод «Розы Мира» с появлением нового цветка, который вырос на другой земле из семени, занесенного ветром из России. Он не совсем похож на ту Розу, что выросла на русской почве – и шипы другие, и лепестки, и аромат совершенно другой, ибо там воздух другой, там иначе создается этот аромат, который вдыхают люди. Конечно, жизнь этой книге дал русский оригинал, но потом начинается другая ее жизнь, которую мы даже не совсем понимаем.
Я кстати, заметил это следующим образом. Испанский издатель, с которым мы обсуждали рукопись, вдруг стал читать вслух отрывок из нее кажется, о происхождении зла. Эти зловещие страницы книги выписаны очень ярко, отчего их легче переводить красочно, почти осязаемо. Когда переводишь, произносишь про себя текст со своими интонациями, а тут я услышал, что испанец читает какие-то места с иными интонациями, придает им иное звучание, иные оттенки, вкладывает иной смысл. Вначале я ужаснулся, подумав, что он меня не так понял, ведь я не это хотел сказать, а потом осознал, что его трактовка также допустима. Разные прочтения разными людьми одного и того же текста открывают новые грани этого текста. Это зависит от человека, от обстоятельств, от многого другого. Наверное, и русские читатели воспринимают один и тот же текст по разному, и на других языках происходит то же самое – и это хорошо, это раскрывает многогранность произведения.
Напоследок слегка коснусь переводческих проблем.
Непросто переводить реалии русской истории, русской культуры, они звучат совершенно иначе на другом языке. Да и сама мелодика слога, фразы меняется. Видимо, поэтому трудно передать на другом языке слог Пушкина или Платонова. То же и у Даниила Андреева. Реалии чаще всего приходится расшифровывать. Как-то можно объяснить, что такое, например, опричнина. Правда, по-русски понятие «опричнина» очень емко, а в конкретном контексте перевода приходится давать громоздкие объяснения о том, что это, допустим, госбезопасность Ивана Грозного. Или такие понятия, как Смутное время, земщина, стрельцы, старообрядчество и т.д. В результате пробуешь подпирать фразу какими-то костылями, развернутыми пояснениями, которые утяжеляют и без того насыщенный текст.
Когда возникают гамаюны с алконостами (то есть персонажи чисто русской фантастической реальности), пытаешься назвать их райскими птицами, сиренами (от которых, видимо, пошла птица Сирии), а все не то. Приходится давать им более испанизированную форму, оставляя в достаточно узнаваемом виде: hamayuno, alconoste.
Потом начинается работа с терминами, названиями и другими словами, созданными или услышанными автором. Некоторые из этих слов вроде бы интернациональные. Придется привести примеры из демонической жизни, чего не люблю делать, ибо любое написанное или произнесенное слово материально.
Например, в слове «Гашшарва» содержатся подряд два «ш», что дает страшноватое звучание. В испанском, кроме «ч», совсем нет шипящих, соответственно, нет и звука «ш». Пишешь два «ш» по-испански: «shsh», и слово ощетинивается, как и по-русски, жутковатым частоколом. Артикуляционный аппарат у среднего испанца устроен так, что он просто не может произнести и одного «ш», но читатель складывает по слогам этот непроизносимый ужас и страшно пугается! Например, мой издатель-испанец, дочитав до описания инфрафизики демонических слоев, сказал: «Я верю, что, возможно, все так и есть, но я не могу дальше читать, мне страшно!». То же самое мне сказал и один русский читатель: «Я не смог читать дальше, я сломался на этом». Значит, перевод получился достаточно адекватным, если реакции и испанца, и русского похожи.
Возьмем слово «Жругр», которое и по-русски не очень произнесешь, а по испански тем более! Пытаешься придать этому слову более испанский вид, добавляешь окончание «о», получается «Zhrugro», «zhrugrito», «zhrugritos» (жругренок, жругрята), все же угадываемо по-испански и близко к русскому.
Ясно, что слова, нам ранее неведомые, взяты или услышаны из каких-то праязыков, древних языков. Но что необычайно любопытно при переложении отдельных из этих слов на другой язык, при произнесении или прочтении их в контексте этого языка в них начинает проступать какой-то смысл или звучание, которое по-русски мы не ощущаем.
Взять слово «игва». В латыни, в испанском «aequus», «igual» означает «равный, одинаковый». Может быть, так, «стриженными под одну гребенку», обозначены существа, которые снуют внизу, под нами? А может быть, «игва» связано со словом «игуана» (iguana), которое происходит из антильских наречий. Может, игуана чем-то похожа по облику на игв, как они описаны в книге? Это все предположение, но что-то здесь, наверное, есть; в этом направлении можно искать.
Возьмем слово «раругг». По-испански «raro» странный, чудной, «arruga» морщина, складка. И возникает образ странно-морщинистого, чешуйчато-панцирного допотопного чудища. Или светлое слово «сиайра» (материальности, создаваемые Провиденциальными силами). Испанское ухо без труда расслышит в нем «si» (да) + «aire» (воздух), и, может, это не случайное совпадение.
Обратимся к словам типа «Сальватэрра» или «Монсальват». Для испанского уха «Salvaterra» (или «Salvatierrra») совершенно привычное слово. Пошло оно еще со времен крестоносцев и означает «спасенная земля»; по другой же версии «Salvatierrra» – синоним Христа, «Спасителя Земли». В Испании есть даже населенные пункты с таким названием, маленькие городки; их не менее семи, в провинциях Гранада, Оренсе, Понтеведра, Алава, Сарагоса, Бадахос и Касерес. Кстати, считается, что через эти пункты проходил возможный путь Святого Грааля по Испании. Аналог такому топониму в России что-то вроде села Спасское.
Слово «Монсальват», понятно, из легенд. Гора Монсальват тоже соотносится со Святым Граалем и иногда звучит как Монсеррат. А Монсеррат конкретная гора неподалеку от Барселоны, где есть, кстати, старый монастырь с весьма почитаемым образом Пречистой Девы. Итак, слово «Монсальват» для испанцев весьма значимо.
Но особые трудности для перевода представляют в «Розе Мира» все же емкие и прекрасные русские слова. Например, слово «соборность». Его трудно перевести на другие языки. Чаще всего его просто пишут латинскими буквами «sobornost» (так же, как слово «интеллигенция» «intelligentsia»). В испанском одно из близких по значению к «соборности» это слово «catolico» (от греческого «katholikos» «вселенский», «всеобщий»). Вариант сделать Соборную Душу сверхнарода (скажем, российского) католической не годился! Естественно отпал и вариант «кафедральный» («catedral» по-испански действительно означает «собор», но происходит от греческого cathedralis» «престольный»). Дальнейшие поиски через «kahal» (древнееврейский), «ekklesia» (греческий) все равно привели к латинскому «concilium» (ср. «concilium populi» «народное собрание»), то есть все-таки получилась «концилиарная» Душа. Может, в будущем найдется другое слово.
Таковы лишь некоторые из проблем, с которыми сталкиваешься при переводе книги на испанский язык.
Недавно мне показали иероглиф, означающий по-японски «Шаданакар», и сразу стало очевидно, что это совершенно другая языковая и культурная реальность! Оно и понятно: «Роза Мира» живет и будет жить по-своему в каждом языке и народе. Переводы книги будут множить ее многообразие, и сама она неизбежно предстанет перед людьми разноликая, разнозвучная, но духовно единая.