Фальконе Этьен Морис(1716-1791), художник и теоретик искусства, выдающийся мастер французской скульптуры "века Просвещения", автор знаменитого "Медного всадника". Родился в Париже 1 декабря 1716 в семье столяра. В детстве занимался резьбой по дереву. В 1734-1744 обучался в мастерской скульптора Ж.Б.Лемуана. Испытал влияние Дж.-Л.Бернини и П.Пюже. Свойственный манере Пюже напряженный драматизм мускульных усилий отличает и первую значительную работу Фальконе - его "Милона Кротонского" (гипсовая модель 1744 - в Эрмитаже, Петербург; мрамор 1754 - в парижском Лувре). В 1750-1760-е годы окончательно сформировалась зрелая манера мастера, сочетающая чувственное обаяние рококо с рациональностью классицизма. Он исполнил большое число аллегорических и мифологических фигур, сохранившихся в гипсовом и мраморном либо в одном лишь мраморном варианте ("Аллегория музыки", 1752; "Амур", 1757; "Купальщица", 1757; "Пигмалион", 1763; надгробная статуя "Нежная грусть", 1763; все работы - Лувр или Эрмитаж либо - в вариантах - в обоих музеях).

В те же годы Фальконе создал много изысканных моделей для севрских статуэток из бисквита, часто повторяющих в малом масштабе его большие работы ("Амур", "Купальщица", группы на сюжеты "Сказок" Ж.Лафонтена и т.д.). В 1757-1766 руководил скульптурной мастерской Севрской мануфактуры. Выступил и в сфере монументально-декоративной пластики, оформив своими произведениями парижскую церковь Сен-Рок (до 1765; из них до нас дошла лишь мраморная фигура Христа из сцены Моления о чаше).

Подписав контракт с князем А.Д.Голицыным (действовавшим от имени Екатерины II), мастер прибыл в 1766 в Петербург вместе со своей ученицей М.А.Колло. Здесь он создал главный свой шедевр - памятник Петру I на Сенатской площади (ныне площадь Декабристов). Изобразив императора, который, - как писал Фальконе в письме Д.Дидро (1777), - простер "свою благодетельную десницу над объезжаемою им страной", художник сумел обойтись без слишком сложных эмблем, аллегорий и дополнительных фигур. Историческая коллизия гениально передана пластическими контрастами и созвучиями фигур царя-реформатора (чья грозная голова была смоделирована Колло), его коня и гранитной скалы, служащей им постаментом. Победа нового над старым выглядит как великая драма, позднее получившая образное развитие в "Медном всаднике" А.С.Пушкина. Утомленный конфликтами с президентом Академии художеств И.И.Бецким, Фальконе, не дождавшись открытия памятника (которое состоялось в 1782), уехал в 1778 в Амстердам, а затем на родину.

Выступал и как теоретик искусства, зачитав в 1760 в парижской Королевской академии свои "Размышления о скульптуре", которые вышли отдельным изданием в Амстердаме (1761). Утверждая, что искусство идеально концентрирует в себе красоту, рассеянную в природе, Фальконе подчеркивал особую роль творческого чувства как "души произведения", - тем самым и здесь связывая идеал с чувством и, соответственно, классицизм с рококо.

Умер Фальконе в Париже 24 января 1791.

Благоверный князь Петр (в иночестве Давид) был вторым сыном Муромского князя Юрия Владимировича. Он вступил на Муромский престол в 1203 году. За несколько лет до этого святой Петр заболел проказой, от которой никто не мог его излечить. В сонном видении князю было открыто, что его может исцелить дочь пчеловода благочестивая дева Феврония, крестьянка деревни Ласковой в Рязанской земле. Святой Петр послал в ту деревню своих людей.

Когда князь увидел святую Февронию, то так полюбил ее за благочестие, мудрость и доброту, что дал обет жениться на ней после исцеления. Святая Феврония исцелила князя и вышла за него замуж. Святые супруги пронесли любовь друг ко другу через все испытания. Гордые бояре не захотели иметь княгиню из простого звания и потребовали, чтобы князь отпустил ее. Святой Петр отказался, и супругов изгнали. Они на лодке отплыли по Оке из родного города. Святая Феврония поддерживала и утешала святого Петра. Но вскоре город Муром постигли беды, и народ потребовал, чтобы князь вернулся вместе со святой Февронией.

Святые супруги прославились благочестием и милосердием. Скончались они в один день и час 25 июня 1228 года, приняв перед этим монашеский постриг с именами Давид и Евфросиния. Тела святых были положены в одном гробе.

Святые Петр и Феврония являются образцом христианского супружества. Своими молитвами они низводят Небесное благословение на вступающих в брак.

Фёдор II Борисович Годунов (1587, по другим данным, 1589-10 июня 1605), царь России с 13 апреля по 1 июня 1605 года, картограф. Царствование Фёдора - самое короткое в истории России - продолжалось 49 дней.

"Просвещённый царевич"

Фёдор родился в Москве, сын Бориса Фёдоровича Годунова и его жены Марии Григорьевны, дочери Малюты Скуратова. Как раз в год рождения Фёдора его отец стал фактическим единовластным правителем государства; очень рано почести, равные царским, стали оказываться и малолетнему Фёдору Борисовичу (титулование "государь" и прочие). После вступления отца на престол (1598) Фёдор стал царевичем и наследником. Привлекался к государственным обязанностям, регулярно заседал в Боярской думе, принимал послов, участвовал в судебной и благотворительной деятельности отца (в частности, во время голода в 1601-1603 годов). Получил прекрасное образование, готовился отцом в "просвещённые государи". Н. М. Карамзин называет его "первым плодом Европейского воспитания в России".

Царевич Фёдор вошёл в историю русской картографии: им или под его руководством была составлена одна из первых собственно русских карт России (карты, подготовленные иностранными специалистами, появились еще в XVI веке). Она была издана в Амстердаме по рукописям в 1613 году видным картографом того времени Гесселем Герритсом. Лист, отпечатанный Герритсом, включает также врезку с планом Москвы; относительно того, приписывать ли царевичу также и план столицы, мнения историков картографии расходятся.

Карта Фёдора Годунова составлена не по геодезическим данным и содержит искажения расстояний (например, участок течения Волги от Нижнего Новгорода до Казани растянут вдвое, а участок Киев-Путивль дан в полуторном масштабе; это, по-видимому, было связано с различной трактовкой в разных регионах единиц измерения, таких как верста). Тем не менее она явилась большим вкладом в картографию России того времени. Академик Б. А. Рыбаков в своей книге "Русские карты Московии" предполагает, что при составлении своей карты Фёдор Борисович переработал и дополнил ранний русский чертёж, датированный ориентировочно 1523 годом.

Пушкин в трагедии "Борис Годунов" изобразил Фёдора за созданием этой карты:

Царь.
А ты, мой сын, чем занят? Это что?
Феодор.
Чертеж земли московской; наше царство
Из края в край. Вот видишь: тут Москва,
Тут Новгород, тут Астрахань. Вот море,
Вот пермские дремучие леса,
А вот Сибирь.
Царь.
А это что такое
Узором здесь виется?
Феодор.
Это Волга.
Царь.
Как хорошо! вот сладкий плод ученья!
Как с облаков ты можешь обозреть
Все царство вдруг: границы, грады, реки.
Учись, мой сын: наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни -
Когда-нибудь, и скоро может быть,
Все области, которые ты ныне
Изобразил так хитро на бумаге,
Все под руку достанутся твою…

Царствование

Обстоятельства, при которых Фёдор Борисович вступил на московский престол, оказались слишком неблагоприятны для того, чтоб его царствование было долгим и счастливым. Его отец внезапно скончался в разгар войны с двинувшимся на Москву Лжедмитрием I. Приняв присягу (вместе с матерью и сестрой) как новый государь, 18-летний Фёдор (или даже 16-летний, если принять более позднюю дату его рождения) не имел, разумеется, никакого опыта командования войсками и был вынужден положиться на семейство Басмановых, которые уже нанесли Лжедмитрию первые серьёзные поражения. В правительство вошли также князья Мстиславский, Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские.

Во время семи недель царствования Фёдора была предпринята одна важная внутригосударственная мера: учреждён Каменный приказ (аналог министерства строительства), ведавший каменным строительством Московского государства. Ему подчинялись все мастера каменных дел, известковые и кирпичные заводы в Москве. Учреждение контролировало бюджет городов, где "белый камень добывался". Фёдор II, по-видимому, так и не успел начать чеканку собственной монеты, во всяком случае, копейки с его именем и титулом неизвестны нумизматам. Менее вероятно, что немногие успевшие появиться монеты были перечеканены при Лжедмитрии: иных случаев подобной пропаганды в допетровской России не было, в обращении впоследствии оставались копейки, выпущенные при Лжедмитрии, при Владиславе Сигизмундовиче и других объявленных "нелегитимными" царях.

Низложение и гибель

Получивший верховное командование главный воевода Пётр Фёдорович Басманов, прибыв в ставку в Кромах 17 апреля, через три недели изменил молодому царю и, действуя с начала мая заодно с Лжедмитрием, открыл ему и его армии дорогу на Москву. 1 июня москвичи, подстрекаемые прибывшими в Москву из Тулы Никитой Плещеевым и Гаврилой Пушкиным, сторонниками приближавшегося Лжедмитрия, с попустительства боярского правительства арестовали Фёдора II, его мать и сестру Ксению в Кремле; новым царём был провозглашён Лжедмитрий под именем Дмитрия Ивановича. Незадолго до вступления его в Москву низложенный царь и его мать были задушены в своём кремлёвском доме. По некоторым данным ("Московская хроника" Конрада Буссова), на этом настоял находившийся в Серпухове самозванец, ставивший ликвидацию Годуновых условием, при котором он соглашался прибыть в столицу. Крепкий и сильный юноша, Фёдор оказал сопротивление убийцам (Голицыну, Масальскому и др.), которые вчетвером едва справились с ним. Официально было объявлено, что Фёдор и его мать отравились; однако их тела, выставленные на всеобщее обозрение, имели следы борьбы и насильственной смерти, как свидетельствует бывший в то время в Москве швед Пер Эрлесунд (Петр Петрей). Царевну Ксению, ставшую помимо воли наложницей Лжедмитрия, отправили в монастырь.

Тела Фёдора и Марии Годуновых, вместе с извлечённым из гробницы в Архангельском соборе телом умершего 13 апреля Бориса Годунова, были захоронены по приказу Лжедмитрия безо всяких почестей во второстепенном московском женском Варсонофьевском монастыре. В 1606 году по распоряжению царя Василия Шуйского останки семьи Годуновых торжественно перенесли в Троице-Сергиев монастырь, где в особой усыпальнице (возведённой в 1783 году) они покоятся и сейчас.

Оценка

Современники (русские и иностранные), а также многие историки расценивали Фёдора, его мать и сестру как невинных жертв преступного властолюбия Бориса Годунова, покаранного Богом за убийство царевича Дмитрия (такая точка зрения выражена уже в анонимном "Ином сказании" времён Василия Шуйского). В наше время, когда царь Борис в значительной степени исторически "реабилитирован", такой взгляд кажется упрощённым, однако то, что Фёдор, всесторонне подготовленный к престолу талантливый и образованный юноша, заслуживал лучшей участи и мог стать одним из выдающихся русских государей, едва ли ставится под сомнение. Политический хаос Смутного времени поглотил многие прогрессивные начинания Бориса Годунова вместе с его наследником, который, возможно, был бы достойным продолжателем отцовской политики.

Федор Иоаннович(1557-1598) (Федор I), русский царь (1584-1598), последний представитель династии Рюриковичей. Родился 31 мая 1557, второй сын царя Иоанна IV Грозного и его первой жены - Анастасии Романовой. Физически слабый, отличался глубокой религиозностью, любил длительные церковные службы и даже пел на клиросе. В 1580 по выбору Иоанна женился на Ирине Годуновой. В 1582, после убийства отцом его старшего брата, Федор официально провозглашен наследником престола. Перед смертью Иоанн поручил попечительство над Федором т.н. Регентскому совету из 5 человек, куда входили в частности дядя Федора Никита Романович и его шурин Борис Годунов.

19 (29) марта 1584, после смерти Иоанна, Федор стал царем. Во время царствования Федора фактическим правителем Московского царства был Борис Годунов (Никита Романович умер в 1586).

Важным событием царствования Федора стало возвышение в 1589 Московской митрополии до уровня патриархата, в результате чего Русская православная церковь в каноническом и юридическом отношениях стала независимой от Греческой православной церкви. После русско-шведской войны 1590-1593 по Тявзинскому миру 1595 Россия получила города и районы Новгородской области, захваченные во время Ливонской войны Швецией; была присоединена Западная Сибирь и другие земли. При Федоре поощрялись торговые связи с англичанами, которым в 1587 было предоставлено право беспошлинной торговли в России. Умер Федор 7 (17) января 1598.

Жизнь св.Федора Томского более или менее хорошо прослеживается с середины 30-х годов ХIX века. О том, что он делал прежде, имеется несколько весьма смутных намеков.

Есть версия, что после своей мнимой смерти государь отправился в Саровскую пустынь, где окормлялся преподобным Серафимом под именем послушника Федора. Сохранился рассказ, как император Николай Первый не поленился однажды проскакать сотни верст до Сарова, чтобы повидаться с братом.

Первое свидетельство о Федоре Кузьмиче датируется 4 сентября 1836 года. Старец ехал на лошади, запряженной в телегу через Кленовскую волость Красноуфимского уезда Пермской губернии. Ехал в неизвестном направлении. Документов при нем не нашли, зато на спине обнаружены были следы ударов кнутом или плетью.

10 сентября дело бродяги было разобрано в суде. Старик имел величественную наружность, приятное обхождение и манеры. Это очень расположило к нему судей, однако все просьбы открыться, сообщить, какого он звания, были тщетны. В результате бродяга был присужден к 20 ударам плетей. Хотели отдать его в солдаты, но по возрасту он был к этому непригоден. Тогда решено было выслать старика в Сибирь.

И здесь вот что любопытно. Старец приговором остался доволен, но, сославшись на неграмотность, доверил расписаться за себя мещанину Григорию Шпыневу.

Между тем нам доподлинно известно, что Федор Кузьмич был не просто грамотен, но хорошо образован. И всю жизнь опасался, что образец его почерка попадет к властям.

Не только красноуфимцы дивились манерам Федора Кузьмича. Он был единственным человеком во всей партии заключенных, отправленных в Сибирь, кто не был закован к кандалы. На ночлегах ему отводили особое помещение.

Офицеры, солдаты и сотни каторжников полюбили старика, как отца. Он заботился о слабых и больных, для всякого находил теплое слово. Здесь важно подчеркнуть, что почитание старца началось задолго до появления легенды о его царственном происхождении.

В Томск арестанты прибыли 26 марта 1837 года. К тому времени относится рассказ об одной томской горожанке. Она страстно хотела увидеть царя, и вот однажды ей приснился сон. Некий человек говорит ей: "Выйди завтра на Воскресенскую гору, и твое желание исполнится". Женщина вышла и увидела, как приближается арестантская партия. Осунувшиеся, угрюмые, несчастные лица проплывали перед ее глазами...

Первые пять лет своей ссылки Федор Кузьмич прожил в селе Зерцалы близ Томска. Заметив желание старца удалиться от людей, казак Семен Сидоров построил ему келью-избушку в станице Белоярской.

Это внимание к старцу весьма любопытно. "Нужно обладать редкими качествами и иметь за собой блестящее прошлое, чтобы возбудить в Сибири всеобщее внимание и уважение", - признает исследователь Г.Василич.

Между тем Федор Кузмьмич, не прилагая к этому никаких видимых усилий, достигает того положения, которого не могли добиться сотни опальных вельмож, генералов, архимандритов, живущих в тех местах. Чем это объяснить?

Доходило до смешного. Е.Монахов в очерке "Кто он?" (1906 г.) доказывал, что в томском Богородице-Алексиевском монастыре он видел железные башмаки Федора Кузьмича, весом в семь килограммов, сильно стертые на пятках.

Однако настоятель монастыря о.Иона решительно это опроверг. На самом деле башмаки принадлежали некому юродивому Константину.

Все, что известно о жизни старца со слов очевидцев, говорит о том, что претерпевая немало лишений, никогда не искал он страданий специально. Одна почитательница принесла Федору Кузьмичу пирог с нельмой и выразила сомнение, станет ли он его кушать.

- Отчего же не буду, - спросил старец, - я вовсе не такой постник, за кого ты принимаешь меня.

Следует заметить, что он не любил жирной и вкусной пищи. Питался обычно сухарями, вымоченными в воде. Но при этом он ни от чего не отказывался, даже от мяса, хотя ел понемногу - скорее, для вида. На праздники его заваливали дарами - пирогами, шаньгами. Он охотно принимал их, а потом раздавал нищим и странникам. Денег никогда не принимал и не имел.

Доказывая, что старец пытался создать свой культ, Василич не сумел найти ни одного доказательства.

Самое удивительное как раз в том и состоит, что на протяжении всей жизни Федор Кузьмич вел себя предельно естественно. Никто не видел, как он молился, но после смерти обнаружилось, что колени старца представляют собой сплошные мозоли.

Он строго постился, но не требовал, чтобы и другие следовали его примеру. Ходил по селениям и учил детей грамоте, но поучать, лезть с советами ни к детям, ни ко взрослым не пытался. Быть может, поэтому к нему шли за советами отовсюду, шли тысячами. Пропала ли корова, или заболел кто - отправлялись к старцу.

Огромного роста, большой силы, голубоглазый старик в белой полотняной рубахе не воспринимался как юродивый и не вызывал жалости. Поднимал на вилы целую копну сена и легко ворочал бревнами. Это был добрый и умный богатырь, искупающий старые грехи. Все, что нам известно о нем, оставляет светлое чувство. Даже покаяние у Федора Кузьмича было какое-то раннехристианское, радостное. Все понимали, что он птица высокого полета, спрашивали, не тяготит ли его нынешняя жизнь, полная лишений.

Старец улыбался в ответ и говорил примерно следующее:

- Почему вы думаете, что мое нынешнее положение хуже прежнего? Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне - кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа.

Епископ Парфений Томский одно время полагал, что старец находится в прелести, но потом ему явился во сне св.Иннокентий Иркутский и приобщил его вместе с Федором Кузьмичом из одной чаши. На этом конфликт был исчерпан.

Рассказывают, что брат известного алтайского миссионера архимандрита Макария, сильно ополчившийся на Федора Кузьмича, после беседы с ним раскаялся и со слезами говорил о старце как о великом святом человеке.

Причина, по которой старец вызывал сомнения у духовенства, заключалась в том, что никто не видел, как он причащается. Однако, когда выяснилось, что старец принимает Святые Дары в Красноярске у духовника, отношение к нему стало меняться к лучшему, пока не переросло в уважение.

Кроме епископа Томского Парфения, старца навещали владыки Афанасий Иркутский и Иннокентий Иркутский.

В начале ХХ века в доме казака Сидорова, давшего приют Федору Кузьмичу, можно было увидеть рядом на стене литографированный портрет царя Александра Благословенного и большую карточку Федора Кузьмича с надписью на обороте:

"Великий раб Божий старец Феодор Козьмич, скончался 20 января в Томске, в келье при доме купца Хромова. Тело его погребено в Томском Алексиевском монастыре. Здесь же был из бродяг, пришел в Сибирь в 1837 году в 43-й партии".

И хотя сходство царя и старца было несомненным, никаких комментариев к этому на карточках не было. Именно из-за этого сходства старец и покинул Сидорова. Однажды в гости к Сидорову зашел другой казак - Березин, который долго служил в Петербурге. Увидев Федора Кузьмича, он ахнул и опознал в нем покойного государя. Старец молча ушел в свою келью.

Еще один казак - Антон Черкашин - вспоминал в начале ХХ века, что императора Александра опознал в старце также и местный священник о.Иоанн Александровский. Он за какую-то провинность был выслан в Белоярскую из Петербурга. Священник неоднократно и открыто заявлял, что не мог ошибиться, так как видел императора много раз.

Все это заставило Федора Кузьмича жить в своей келье почти безвылазно. Наконец он решился покинуть станицу Белоярскую.

Многие зажиточные крестьяне стали его звать к себе, но старец выбрал избушку беднейшего крестьянина Ивана Малых. Тот только что окончил срок каторжных работ, жил с большой семьей, в кругу которой старец провел зиму. Затем ему из старого овечьего хлева крестьяне соорудили новую келью. Здесь Федор Кузьмич прожил десять лет.

В 1907 году 70-летняя крестьянка Мария Петровна Меньшикова из села Зерцалы вспоминала о старце, что каждую субботу Федор Кузьмич выходил за околицу, встречая там очередную партию арестантов, и щедро наделял их милостыней.

В 1849 году старец перебрался в келью, построенную для него крестьянином Иваном Латышевым близ села Краснореченского, рядом с пасекой. Об этом периоде сохранилось воспоминание, как Федора Кузьмича навещал архиерей - Афанасий Иркутский. Что удивило местных жителей: разговаривали они на иностранном языке - скорее всего, на французском. На этом языке старец разговаривал и с другими знатными посетителями.

Истории узнавания в старце императора многочисленны, но часто недоказуемы.

На протяжении всей жизни Федор Кузьмич держал при себе иконку св. Александра Невского, чрезвычайно ею дорожил. В день Александра Невского старец бывал, по многим свидетельствам, очень весел, рассказывал, как отмечался некогда этот день в Петербурге, позволял себе покушать более обычного.

И, наконец, покидая село Зерцалы, старец оставил в здешней часовне образ Печерской Божией Матери, Евангелие и раскрашенный вензель на бумажном листе, изображающий букву "А", с короной над ней и летающим голубком вместо горизонтальной перемычки в букве. Этот вензель можно было видеть в зерцаловской церкви еще накануне революции.

Исходя из этого, можно со всей ответственностью утверждать, что Федор Кузьмич в прежней своей жизни именовался Александром. А вот что означала корона над буквой - это пусть каждый судит сам.

Особую страницу в истории Федора Кузьмича занимали его рассказы о последних десятилетиях русской истории, которую он знал едва ли не досконально. Рассказывая о войне 1812 года, сообщал такие подробности, что его знакомые из образованных ссыльных, священники, казаки, солдаты не переставали удивляться.

Вспоминал об Аракчееве, Суворове, Кутузове. О Кутузове старец обронил, что царь Александр этому полководцу завидовал. И рассказал, как вышло, что Кутузов был назначен главнокомандующим в Отечественную войну:

- Когда французы подходили к Москве, император Александр припал к мощам Сергия Радонежского и долго со слезами молился этому угоднику. В это время он услышал, как внутренний голос сказал ему: "Иди, Александр, дай полную волю Кутузову, да поможет Бог изгнать из Москвы французов".

Когда пришло известие о смерти Николая Первого, Федор Кузьмич отслужил панихиду и долго, истово, со слезами молился.

Купец Симеон Хромов рассказывал также, как однажды в присутствии старца рабочие запели песню "Ездил Белый русский Царь", в которой рассказывалось о победоносном шествии Александра Благословенного на Париж.

Федор Кузьмич слушал, слушал, потом заплакал и сказал:

- Друзья, прошу вас больше не петь этой песни.

Последние годы Федор Кузьмич жил в доме купца Семена Феофантьевича Хромова, который то богател, то разорялся, одно время даже владел золотыми приисками.

- Охота тебе заниматься этим промыслом, - заметил ему старец при первой встрече, - и без него Бог питает тебя.

Потом строго наказал не обирать рабочих, пока будет владеть приисками, и не развивать добычу золота. Человек Хромов был, впрочем, хороший, и старец в конце концов согласился переехать к нему.

Перед смертью Федор Кузьмич немного погостил у своего первого благодетеля казака Семена Сидорова. На обратном пути до самого Томска перед повозкой двигались два ослепительно белых столба. Старец не глядел на дорогу, но когда дочка Хромова Аня обратила на столбы внимание Федора Кузьмича, тот промолвил тихо:

- О, Пречистый Боже, благодарю.

В последние свои дни старец страдал, но терпел, стараясь никого не беспокоить. Это было для него очень характерно.

Когда прибыл его исповедовать о.Рафаил из Алексиевского монастыря, то и на смертном одре Федор Кузьмич наотрез отказался раскрыть свою тайну.

- Это Бог знает, - тихо проговорил Федор Кузьмич в ответ на предложение назвать имя своего ангела, для помина души.

Имена родителей он также назвать отказался, сказав лишь, что Святая Церковь за них молится.

Симеон Хромов рассказывал, что ему больше посчастливилось. Упав на колени, он спросил у старца, не Алекандр ли Благословенный тот?

Федор Кузьмич будто бы ответил:

- Чудны дела твои, Господи... нет тайны, которая не откроется.

Было ли то на самом деле, или Хромов себя в этом убедил, остается неясным.

Умер Федор Кузьмич, сложив пальцы для крестного знамения. В момент его кончины многие увидели, как из дома Семена Хромова трижды поднялись громадные языки пламени. Пожарные, увидев зарево, долго искали место пожара, но так и не нашли.

Архимандрит Иона вспоминал в начале ХХ века, что после смерти старца в его бумагах нашли свидетельство о бракосочетании Великого Князя Александра Павловича с принцессой Баден-Дурлахской Луизой-Марией-Августой.

Это подтвердила томская жительница О.М.Балахнина. Она вспоминала, как зашла в келью старца и застала там Семена Феофантьевича Хромова, разбирающего бумаги Федора Кузьмича. Он, очевидно, все еще надеялся найти его документы. Увидев Балахнину, Хромов показал ей один из листов, грустно и торжественно заметив:

- Старца называют бродягою, а вот у него имеется бумага о бракосочетании Александра Павловича.

Это был толстый лист синеватого цвета, где часть слов была отпечатана типографским способом, а часть написана от руки. Внизу листа находилась белая печать с изображением церкви. Все найденные бумаги Хромов отвез в Петербург, где след их затерялся.

Похоронили старца, как он и завещал, в томском Алексиевском монастыре. Над могилой был поставлен крест, выкрашенный белой краской, с надписью: "Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича, скончавшегося 20 января 1864 года".

Слова: "Великого Благословенного" власти велели скрыть. Но со временем белая краска слиняла, и надпись вновь себя обнаружила.

Преподобный Феодосий Печерский, основатель общежительного монастырского устава и родоначальник монашества в Русской земле, родился в Василеве, неподалеку от Киева. С юных лет он обнаружил непреодолимое влечение к подвижнической жизни, ведя аскетическую жизнь еще в родительском доме. Он не любил детских игр и увлечений, постоянно ходил в церковь. Сам упросил своих родителей отдать его для обучения чтению священных книг и, при отличных способностях и редком усердии, быстро выучился чтению книг, так что все удивлялись разуму отрока. На 14-м году он лишился отца и остался под надзором матери - женщины строгой и властной, но очень любившей своего сына. За стремление к подвижничеству она много раз наказывала его, но Преподобный твердо стал на путь подвига. На 24-м году он тайно покинул родительский дом и постригся, по благословению преподобного Антония, в Киево-Печерском монастыре с именем Феодосий. Через четыре года мать отыскала его и со слезами просила возвратиться домой, но святой сам убедил ее остаться в Киеве и принять иночество в обители святителя Николая на Аскольдовой могиле.

Преподобный Феодосий трудился в обители более других и нередко брал на себя часть трудов братии: носил воду, рубил дрова, молол рожь и относил каждому иноку муку. В знойные ночи он обнажал свое тело и отдавал его в пищу комарам и мошкам, кровь текла по нему, но святой терпеливо занимался рукоделием и пел псалмы. В храм он являлся прежде других и став на месте, не сходил с него до окончания Богослужения; чтение слушал с особым вниманием. В 1054 году преподобный Феодосий был рукоположен в сан иеромонаха, а в 1057 году избран игуменом. Слава о его подвигах привлекла множество иноков в обитель, в которой он построил новую церковь и келлии и ввел студийский общежительный устав, списанный, по его поручению, в Константинополе. В сане игумена преподобный Феодосии продолжал исполнять самые трудные послушания в обители. Святой обыкновенно вкушал только сухой хлеб и вареную зелень без масла. Ночи проходили у него без сна в молитве, что много раз замечала братия, хотя избранник Божий и старался скрыть свой подвиг от других. Никто не видел, чтобы преподобный Феодосии спал лежа, обычно он отдыхал сидя. Во время Великого поста святой удалялся в пещеру, расположенную недалеко от обители, где подвизался, никем не зримый. Одеждою его была жесткая власяница, надетая прямо на тело, так что в этом нищем старце нельзя было узнать знаменитого игумена, которого почитали все знавшие его. Однажды преподобный Феодосий возвращался от великого князя Изяслава. Возница, еще не знавший его, сказал грубо: "Ты, монах, всегда празден, а я постоянно в трудах. Ступай на мое место, а меня пусти в колесницу". Святой старец кротко послушался и повез слугу. Увидев же, как преподобному кланялись, сходя с коней, встречные бояре, слуга испугался, но святой подвижник успокоил его и, по приезде, накормил в монастыре. Надеясь на помощь Божию, преподобный не хранил больших запасов для обители, поэтому братия иногда терпела нужду в насущном хлебе. По его молитвам, однако, являлись неизвестные благотворители и доставляли в обитель необходимое для братии. Великие князья, особенно Изяслав, любили наслаждаться духовной беседой преподобного Феодосия. Святой не страшился обличать сильных мира сего. Незаконно осужденные всегда находили в нем заступника, а судьи пересматривали дела по просьбе чтимого всеми игумена. Особенно заботился преподобный о бедных: построил для них в монастыре особый двор, где любой нуждающийся мог получить пищу и кров. Заранее предуведав свою кончину, преподобный Феодосий мирно отошел ко Господу в 1074 году. Он был погребен в выкопанной им пещере, в которой уединялся во время поста. Мощи подвижника были обретены нетленными в 1091 году. К лику святых преподобный Феодосии был причислен в 1108 году. Из произведений преподобного Феодосия до нас дошли 6 поучений, 2 послания к великому князю Изяславу и молитва за всех христиан. Житие преподобного Феодосия составлено преподобным Нестором Летописцем, учеником великого аввы, через 30 с небольшим лет после его преставления и всегда было одним из любимейших чтений русского народа.

В миру Георгий Васильевич Говоров, родился 10 января 1815 г. в селе Чернавское Орловской губернии в семье священника. В 1837 г. окончил Орловскую Духовную Семинарию и поступил в Киевскую Духовную Академию.

В 1841 г. окончил Академию и принял монашество с именем Феофан. Затем преподавал в Санкт-Петербургской Духовной Академии (СПДА). В 1847 г. в составе Русской Духовной Миссии был направлен в Иерусалим, где посетил святые места, древние монашеские обители, беседовал со старцами святой горы Афон, изучал писания отцов Церкви по древним рукописям.

Здесь, на Востоке, будущий святитель основательно изучил греческий и французский языки, ознакомился с еврейским и арабским. С началом Крымской войны члены Духовной Миссии были отозваны в Россию, и в 1855 г. св. Феофан в сане архимандрита преподает в СПДА, затем становится ректором Олонецкой Духовной Семинарии. С 1856 г. архимандрит Феофан - настоятель посольской церкви в Константинополе, с 1857 г. - ректор СПДА.

В 1859 г. хиротонисан во епископа Тамбовского и Шацкого. В целях подъема народного образования епископ Феофан устраивает церковноприходские и воскресные школы, открывает женское епархиальное училище. В то же время он заботится и о повышении образования самого духовенства, С июля 1863 г. святитель пребывал на Владимирской кафедре. В 1866 г. по прошению уволен на покой в Успенскую Вышенскую пустынь Тамбовской епархии. Но не возможностью покоя влекли к себе сердце владыки тихие монастырские стены, они звали его к себе на новый духовный подвиг. Время, оставшееся от богослужения и молитвы, святитель посвящал письменным трудам. После Пасхи 1872 г. святитель уходит в затвор. В это время он пишет литературно-богословские труды: истолкование Священного Писания, перевод творений древних отцов и учителей, пишет многочисленные письма к разным лицам, обращавшимся к нему с недоуменными вопросами, с просьбой о помощи и наставлениях. Он отмечал: "Писать - это служба Церкви нужная. Лучшее употребление дара писать и говорить есть обращение его на вразумление грешников".

Святитель оказал глубокое влияние на духовное возрождение общества. Его учение во многом родственно учению старца Паисия Величковского, особенно в раскрытии тем о старчестве, умном делании и молитве. Наиболее значительные труды его - "Письма о христианской жизни", "Добротолюбие" (перевод), "Толкование апостольский посланий", "Начертание христианского нравоучения".

Святитель мирно почил 6 января 1894 г., в праздник Крещения Господня. При облачении на лице его просияла блаженная улыбка. Погребен в Казанском соборе Вышенской пустыни.

Канонизирован в 1988 г., как подвижник веры и благочестия, оказавший глубокое влияние на духовное возрождение общества своими многочисленными творениями, которые могут рассматриваться чадами Церкви как практическое пособие в деле христианского спасения.

Фет (Шеншин) Афанасий Афанасьевич (1820-1892), русский поэт. Родился 23 ноября (5 декабря) 1820 в с.Новоселки близ Мценска. За несколько месяцев до его рождения мать сбежала от мужа (и по всей вероятности отца поэта, Иоганна-Петера Фёта, Foeth) с российским помещиком Шеншиным, лечившимся на водах в Германии. При крещении мальчик был записан законным сыном Афанасия Неофитовича Шеншина. До четырнадцати лет он и считался таковым, но затем орловская духовная консистория сочла отцом мальчика, родившегося до брака, гессен-дармштадтского подданного Фёта, и присвоила ему отцовскую фамилию. До этих пор он учился дома, где, как он вспоминал в книге "Ранние годы моей жизни", "по рукописной книге… познакомился с большинством первоклассных и второстепенных русских поэтов… и помнил стихи, наиболее мне понравившиеся"; затем был отправлен в немецкую школу-пансион в г.Верро (ныне Выру, Эстония). В 1837 приехал в Москву, полгода провел в пансионе проф. М.П.Погодина, готовясь к поступлению в университет, и в 1838 поступил на философский факультет. Фет пробыл студентом шесть лет вместо положенных четырех ("вместо того, чтобы ревностно ходить на лекции, я почти ежедневно писал новые стихи").

К концу пребывания в университете поэтический талант Фета вполне сформировался: существенную роль в этом сыграл его друг, будущий поэт и критик А.Григорьев (Фет жил в их доме) и студенты его окружения (Я.Полонский, С.Соловьев, К.Кавелин и др.). Взгляды его сложились под влиянием учителя в погодинском пансионе, будущего переводчика Ч.Диккенса, впоследствии связанного с петрашевцами и молодым Н.Чернышевским, И.Введенского, которому он дал полушутливое обязательство и впредь "отвергать бытие Бога и бессмертие души человеческой".

В 1840 Фету удалось выпустить за свой счет собрание стихотворных опытов под названием "Лирический Пантеон" А.Ф. В этих перепевах любимых стихов слышались отзвуки Е.Баратынского, И.Козлова и В.Жуковского, но более всего ощущалось подражание В.Бенедиктову. Книга удостоилась поощрительного отзыва в "Отечественных записках" и издевательского в "Библиотеке для чтения" от лица барона Брамбеуса. "Пантеон" никак не предвещает стихотворений того поэта, первой журнальной публикацией которого (за полной подписью) были три перевода из Г.Гейне, напечатанные в конце 1841 в погодинском "Москвитянине". В 1842-1843 там же и в "Отечественных записках" появилось восемьдесят пять его стихотворений, многие из которых вошли в хрестоматийный канон поэзии Фета ("Не здесь ли ты легкою тенью", "На пажитях немых", "Знаю я, что ты, малютка", "Печальная береза", "Чудная картина", "Кот поет, глаза прищуря", "Шумела полночная вьюга" и т.д.). Уже в 1843 В.Белинский считает нужным сообщить мимоходом, что "из живущих в Москве поэтов всех даровитее г-н Фет", стихи которого он ставит наравне с лермонтовскими.

В 1845 "иностранец Афанасий Фёт", желая стать потомственным российским дворянином (на что давал право первый офицерский чин), поступил унтер-офицером в кирасирский полк, расквартированный в Херсонской губернии. Оторванный от столичной жизни и литературной среды, он почти перестает печататься - тем более, что журналы вследствие падения читательского спроса на поэзию никакого интереса к его стихам не проявляют. Получив цензурное разрешение на издание книги в 1847, Фет публикует ее лишь в 1850. В херсонские годы произошло событие, предопределившее личную жизнь Фета: погибла при пожаре (вероятно, покончила с собой) влюбленная в него и любимая им девушка-бесприданница, на которой он по своей бедностине не решился жениться. Памяти о ней посвящены шедевры любовной лирики Фета - "В долгие ночи" (1851), "Неотразимый образ" (1856), "В благословенный день" (1857), "Старые письма" (1859), "В тиши и мраке таинственной ночи" (1864), "Alter ego" (1878), "Ты отстрадала, я еще страдаю" (1878), "Страницы милые опять персты раскрыли" (1884), "Солнца луч промеж лип" (1885), "Долго снились мне вопли рыданий твоих" (1886), "Нет, я не изменил. До старости глубокой…" (1887).

В 1853 Фет перешел в гвардейский уланский полк, расквартированный близ Волхова; в Крымскую кампанию находился в составе войск, охранявших Эстляндское побережье. Получив возможность бывать в Петербурге, Фет сблизился с новой редакцией "Современника" - Н.Некрасовым, И.Тургеневым, А.Дружининым, В.Боткиным. Полузабытое имя Фета появляется в статьях, обзорах, хронике ведущего российского журнала, с 1854 там широко печатаются его стихи. Тургенев стал его литературным наставником и редактором. Он подготовил опубликованное в 1856 новое издание стихотворений Фета, причем около половины стихов, составлявших собрание 1850, были отсеяны, а две трети оставшихся подверглись переработке. Впоследствии Фет заявил, что "издание из-под редакции Тургенева вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным", однако никакой попытки вернуться к забракованным текстам и вариантам не сделал. Собрание это составило первый том издания 1863, во второй вошли переводы.

В 1856 Фет оставил военную службу, не выслужив дворянства; в 1857 в Париже женился по расчету на М.П.Боткиной; в 1860 обзавелся поместьем в родном Мценском уезде, "сделался агрономом-хозяином до отчаянности" (Тургенев) и с 1862 стал регулярно печатать в реакционном "Русском вестнике" очерки, обличавшие пореформенные порядки на селе с позиций помещика-землевладельца. В 1867-1877 Фет ревностно исполнял обязанности мирового судьи. В 1873 ему была дарована фамилия Шеншин и потомственное дворянство. Революционная демократия и народничество вызывали у него ужас и омерзение, о романе Чернышевского "Что делать?" он написал столь резкую статью, что даже "Русский вестник" не рискнул ее напечатать. В 1872 Тургенев, разрывая с ним отношения (впоследствии кое-как восстановленные), пишет: "Вы нанюхались катковского прелого духа". В 1860-1870-х годах единственным близким другом Фета из числа былого "литературного ареопага" остается Л.Н.Толстой - они дружат семьями, часто видятся и переписываются.

Фет снова становится полузабытым поэтом и никак о себе не напоминает, на досуге занимается преимущественно философией. В литературу возвращается лишь в 1880-х годах, разбогатев и купив в 1881 особняк в Москве. Возобновляется его дружба молодости с Я.П.Полонским, он сближается с критиком Н.Н.Страховым и философом В.С.Соловьевым. В 1881 выходит его перевод главного труда Шопенгауэра "Мир как воля и представление", в 1882 - перевод первой части "Фауста" И.В.Гёте, в 1888 - второй части. После долгого перерыва снова пишутся стихи, они публикуются не по журналам, а выпусками под названием "Вечерние огни" (I - 1883; II - 1885; III - 1888; IV - 1891) тиражами в несколько сот экземпляров. В 1883 издается его стихотворный перевод всех сочинений Горация - труд, начатый еще на студенческой скамье. Другие римские классики переводились им чересчур поспешно и порой небрежно: в последние семь лет жизни Фета вышли "Сатиры" Ювенала, "Стихотворения" Катулла, "Элегии" Тибулла, "Превращения" и "Скорби" Овидия, "Элегии" Проперция, "Энеида" Вергилия, "Сатиры" Персия, "Горшок" Плавта, "Эпиграммы" Марциала. Кроме античных поэтов, Фет переводил также поэмы Гёте ("Герман и Доротея"), Фр.Шиллера ("Семела"), А.Мюссе ("Дюпон и Дюран") и, разумеется, своего любимого Гейне. В 1890 появились два тома мемуаров "Мои воспоминания"; третий, "Ранние годы моей жизни", был опубликован посмертно, в 1893. Итоговым для его творчества должно было стать издание, подготовленное им в год смерти, включавшее разделы стихотворений, поэм и переводов; стихотворения группировались по смешанному тематически-жанровому признаку. Отчасти его план был учтен в подготовленном Н.Н.Страховым и "К.Р." (великим князем Константином Константиновичем) двухтомном собрании 1894 "Лирические стихотворения" А.Фета с биографическим очерком К.Р., отчасти в трехтомнике "Полное собрание стихотворений" А.А.Фета (1901), в полной же мере - во втором издании большой серии "Библиотеки поэта" (1959).

Творчество Фета получило достойную оценку еще при жизни поэта в статье Соловьева "О лирической поэзии" (1890). Соловьев считал программными для Фета его собственные строки: "…крылатый слова звук /Хватает за душу и закрепляет вдруг /И темный бред души, и трав неясный запах". Сам же он считал, что в поразительном образно-ритмическом богатстве поэзии Фета "открывается общий смысл вселенной": "с внешней своей стороны, как красота природы, и с внутренней, как любовь". Лирика Фета, романтическая по своим истокам ("к упоению Байроном и Лермонтовым присоединилось страшное увлечение стихами Гейне", - писал Фет), явилась своеобразным преодолением романтического субъективизма, претворением его в поэтическую одушевленность, особого рода чуткость мировосприятия. Исследователь творчества Фета Б.Я.Бухштаб характеризует его пафос как "упоение природой, любовью, искусством, воспоминаниями, мечтами" и считает его "как бы связующим звеном между поэзией Жуковского и Блока", при этом отмечая близость позднего Фета к тютчевской традиции.

Умер Фет в Москве 21 ноября (3 декабря) 1892.

Филарет (в миру Федор Никитич Романов) (ок. 1554/1555-1633), патриарх Московский и всея Руси, церковный и государственный деятель, одна из ведущих политических фигур Смутного времени, отец первого царя из рода Романовых.

Сын боярина, упоминается в 1586 как наместник нижегородский. Женившись на дочери костромского дворянина Ксении Шестовой, имел от нее 6 детей, в том числе сына Михаила. В годы правления Федора Ивановича сделал блестящую придворную карьеру; молва даже прочила его в преемники покойного царя. Возвышение рода Романовых крайне обеспокоило Бориса Годунова, поэтому после избрания последнего на престол Федора Никитича в 1601 постригли в монахи и сослали под строгий надзор в Антониево-Сийский монастырь близ Архангельска.

При Лжедмитрии I судьба Филарета круто изменилась: он был не только освобожден, но и возведен в сан митрополита Ростовского (1605). При втором самозванце, "тушинском воре", его в 1608 схватили в ростовской церкви и, сорвав святительские одежды, повезли в стан Лжедмитрия II в Тушино. Там, однако же, самозванец проявил к нему "родственное" уважение (Филарет был племянником, а "вор" провозгласил себя "сыном" Ивана Грозного), повелев ему быть "нареченным" (т.е. временно назначенным до соборного посвящения) патриархом Московским и всея Руси. В 1610 Филарет возглавил посольство, направившееся из Москвы под Смоленск для переговоров с поляками о приглашении на русский престол королевича Владислава; когда же переговоры зашли в тупик (в частности, из-за нежелания Филарета согласиться на передачу Смоленска королю Сигизмунду), он был увезен отступавшими поляками на запад и пробыл долгое время в плену (проживая у гетмана Л.И.Сапеги), сына же его Михаила в 1613 избрали на царство.

Лишь в 1619, после заключения Деулинского мира, пленника удалось вернуть в Москву. Торжественно встреченный сыном, вскоре после своего приезда Филарет был соборно посвящен в патриархи. Ему был также дарован и титул "великого государя", равноценный царскому титулу; он стал соправителем своего сына, фактически - верховным правителем. Впервые на Руси высшая светская и церковная власть оказалась сосредоточенной в руках одного лица. В условиях послевоенной разрухи приоритетом патриарха было установление прочного административного порядка: по стране разослали "дозорщиков", составлялись новые писцовые книги, в Москву были призваны выборные люди с мест, укреплялось земское управление. Всевластие Филарета позволило ему создать в 1625 особую патриаршую область, целиком подчиненную первосвятителю и включавшую в себя значительную часть северных, центральных и южных земель.

В церковных делах Филарет обратил особое внимание на исправление и печатание богослужебных книг. Возобновленная в 1620 типография на московском старом печатном дворе (на Никольской улице) выпустила при Филарете беспрецедентное для Великороссии количество часословов, требников, евангелий и других изданий, которые подвергались тщательной корректуре в специальной "правильне". В правке активно участвовал и сам патриарх, написавший также ряд церковных уставов и поучений. Скончался патриарх Филарет 1 (11) октября 1633.

Филипп II (Philip II) (1527-1598) - король Испании и с 1581 - Португалии (как Филипп I) - единственный сын императора Карла V и Изабеллы Португальской.

Родился в Вальядолиде 21 мая 1527. Посещая свои будущие владения в Италии (1548), Нидерландах (1549) и Германии (1550), Филипп почувствовал враждебное отношение будущих подданных, да и ему, судя по всему, было не по себе от чуждых идей и обычаев. Взаимное непонимание усугублялось тем, что Филипп не говорил бегло ни на одном языке, кроме кастильского.

В 1554 Филипп сочетался в Великобритании вторым браком с английской королевой Марией Тюдор, однако, не дождавшись наследника, через год с небольшим покинул Англию. Переход владений Карла к Филиппу происходил постепенно. В 1540 отец пожаловал ему герцогство Миланское, а в 1554, по случаю брака с Марией, он получил Королевство обеих Сицилий. Когда Карл приступил к сложению с себя полномочий, Филипп получил вначале, 25 октября 1555, Нидерланды, а 16 января 1556 - саму Испанию со всеми заморскими владениями в Америке и Северной Африке. Вскоре ему досталась и область Франш-Конте.

Укрепляя абсолютную власть, Филипп неохотно делегировал свои полномочия и предпочитал письменные реляции живому общению с подчиненными. Он непомерно раздул бюрократический аппарат и создал настолько запутанную систему управления, что она была не в состоянии работать эффективно. Филипп лишил Арагон, Кастилию, Каталонию значительной части средневековых вольностей, проводил конфискационную политику, постоянно увеличивал налоги, а в 1557, 1575 - 1598 объявлял о банкротстве казны.

Всю свою внешнюю и внутреннюю политику Филипп поставил на службу католической вере. Одержимый религиозным фанатизмом, он вмешивался в религиозные войны во Франции, развязал чудовищные по жестокости преследования протестантов в Нидерландах (куда он командировал печально знаменитого герцога Альбу) и морисков в Испании, выселив последних на бесплодные земли внутри страны (1558-1570), и послал Непобедимую Армаду, чтобы вернуть Великобританию в лоно католицизма и наказать королеву Елизавету за казнь Марии Стюарт.

Филипп всячески поддерживал инквизицию, которая в его правление достигла в Испании наибольшего могущества. Вместе с тем Филипп не стал слугою папы Римского. Он нанес поражение папским войскам, оказал через своих представителей решающее влияние на решения Тридентского собора (1562-1563) и постоянно прилагал усилия к тому, чтобы посадить на папский трон своего ставленника. Несмотря на крупные поражения в борьбе с протестантами, Филипп провел ряд успешных военных кампаний. Так, он разгромил турок на Мальте (1565) и при Лепанто (1571) и захватил Португалию (1580-1581).

Человек жесточайшей самодисциплины, он столь же строго относился к своим близким, что привело к смерти несчастного дона Карлоса, его неуравновешенного старшего сына. Высокую силу духа Филипп проявил во время своей смертельной болезни. Умер Филипп от рака 13 сентября 1598 в Эскориале, дворце и усыпальнице испанских монархов, который сам же и построил под Мадридом. На испанском троне его сменил сын от четвертой жены Анны Филипп III (Филипп II как король Португалии).

Фирдоуси Абудлькасым (около 940-1020 или 1030) - персидский и таджикский поэт, автор эпопеи "Шах-намэ" ("Книга о царях").

Родился между 932 ? 935/6 в городе Тус (область Хорасан в Восточной Персии), в семье дихкана, помещика. Предположительно, поместья Фиродоуси были невелики положение их владельцев после войн было достаточно тяжелым. Получил хорошее образование, владел обеими литературными языками тогдашнего Ирана - арабским и персидским, возможно, был знаком и с домусульманским языком Ирана - пехлеви, или среднеперсидским. Молодость Фирдоуси совпала с тем периодом, когда феодальная иранская аристократия после арабского господства освободилась от ига и в отдаленных частях халифата начинала захватывать власть. Возрождался интерес к истории, древним национальным преданиям, старым хроникам.

Судя по всему, Фирдоуси не был чужд этим увлечениям, центром которых в то время была Бухара, где правила династия Саманидов, якобы ведущая свое происхождение от домусульманских царей Ирана. В этих кругах возникла идея создать обработку придворной хроники династии, "Книгу царей". Поэт Дакки написал около 1000 строк, но умер, не закончив труд. Легенда (ныне отвергнутая исследователями) утверждает, что продолжение (вернее, создание) "Книги царей" было заказано Фирдоуси султаном Махмудом, и вся история написания произведения окружена ореолом величественности и мученичества автора.

Фирдоуси закончил свою поэму на рубеже веков, когда первое государство таджиков - держава Сасанидов пала под ударами народных движений и тюрков-кочевников. К этому времени, еще с 9 в., на территории Ирана и Средней Азии формировался как литературный язык фарси-дари, ставший основой современных персидского и таджикского языков

Анализ текста поэмы свидетельствует о том, что автор работал над нею около 30 лет, согласно легенде, его материальное положение ухудшалось по мере продвижения труда, и в результате "он уже стоял перед угрозой голодной смерти". К тому времени, когда поэма была закончена, политическая обстановка изменилась, правил в стране уже султан Махмуд Газневид, ведущий происхождение от турецкого раба Саманидов. Поэма оказалась невостребованна новой властью, и вместо щедрого вознаграждения за свой труд Фирдоуси ограничился, как утверждают источники, "жалкой подачкой".

Основная мысль поэмы - теория о том, что на власть в Иране имеют право лишь преемственные владыки, ведущие свое происхождение от древних правителей. Подобная идея была чужда новому султану. После презрительного отношения к его труду со стороны Махмуда Фирдоуси написал сатиру на султана, отрекаясь от своего многолетнего труда, после чего бежал в Багдад. Там он написал свою вторую поэму "Юсуф и Зулейка" (Зулейка в мусульманской традиции - жена Потифара, начальника телохранителей фараона из Библии), связанную сюжетно с библейской легендой об Иосифе Прекрасном, подобно самому Фирдоуси, оказавшемуся в изгнании и потерявшему единственного сына. Это произведение, по сути, романтическая история любви, перемежаемая этическими и религиозными наставлениями. Получив за второе сочинение небольшую награду, Фирдоуси вернулся на родину и умер там же, где и родился, в городе Тус, в нищете.

Самый старейший список поэмы - Лондонская рукопись вт. пол. 13 в. и Санкт-Петербургская (1333 г.).

Автор считал, что объем его поэмы составляет 60.000 бейтов (двустиший). Современные исследования показывают, что иные из рукописей содержат их около 80 000. По мотивам "Шах-намэ" создано огромное количество миниатюр. Еще в средние века книга была переведена на многие языки (например, в 12 в. - на французский и грузинский), в дальнейшем переводилась на многие языки мира и стала достоянием широких кругов читателей и исследователей. Имеются переводы на языки народов бывшего СССР, на языки народов Востока.

В основу поэмы положены воззрения доисламской религии Ирана - зороастризма, противостояния добра и зла, справедливости-несправедливости, воплощенные в борьбе Ирана (носителя Добра) и Турана (источника Зла). Сюжет "Шах-намэ" связан с мифами и легендами с древнейших времен до смерти последнего сасанидского правителя Йездегереда III, убитого арабами в 653. Поэма "распадается" на три части: в первой излагается мифология древнего Ирана, рассказывается об образовании человеческого общества в виде мифических Пишдадидов (царей древнего благочестия); вторая, богатырская, посвящена войнам между Ираном и Тураном; третья, историческая, содержит историю династии Саманидов и рассказ о покорении страны арабами.

Автор использовал разнообразные источники и пласты языка: от официальной саманидской хроники "Худай-намэ", до иранских эпических сказаний. Среди них - предания Систана и созданный на их основе образа богатыря Рустама - защитника правды и борца с демоническими силами. (Он известен в древнерусской литературе под именем Еруслана Лазаревича). Рустам - главное действующее лицо в "Шах-намэ", он защитник Ирана и вообще добра. Сказание ведется о битвах Рустама с Сухрабом, о царевиче Сиявуше, оклеветанном мачехой, о взаимоотношениях Рустама с сыном шаха Исфандияром, о гибели главы воинства от руки брата-предателя. В поэму вплетены и иные эпизоды и сюжетные линии, порою окрашенные в страстные, эмоциональные тона: полное сказочных сюжетов и чудес повествование об Искандере (Александре Македонском), вставные новеллы бытового характера в повествовании о Бахрам Гуре. Заканчивается произведение рассказом о завоевании Ирана арабами, о чем Фирдоуси пишет с болью и отчаянием.

Почти все дальнейшее развитие эпоса в Иране было так или иначе связано с "Шах-намэ", появлялись многочисленные подражания, вплоть до 19 в., когда некий придворный поэт попытался в подобных тонах воспеть борьбу Ирана с Россией.

В Европе поэму начали изучать в конце 17 в. В 1934 иранское правительство отпраздновало тысячелетний юбилей Фирдоуси, в Тегеране состоялся международный конгресс иранистов, в Тусе, на предполагаемом месте погребения Фирдоуси был открыт мавзолей.

Фихте Иоганн Готлиб (Fichte, Johann Gottlieb) (1762-1814), философ, представитель немецкой классической философии, общественный деятель. Родился 19 мая 1762 в селе Рамменау (Саксония) в многодетной крестьянской семье. С помощью богатого родственника после окончания городской школы в Мейсене в 1774 был принят в закрытое дворянское учебное заведение - Пфорту. Учился в Йенском (1780) и Лейпцигском (1781-1784) университетах. В 1788 получил место домашнего учителя в Цюрихе. Тогда же познакомился со своей будущей женой, племянницей Клопштока, Иоганной Ран.

Летом 1791 посещает И.Канта в Кенигсберге. Знакомство с трудами Канта определило весь ход его философского творчества. Сам Кант одобрительно отозвался об эссе Фихте "Опыт критики всяческого откровения" 1792. Эта работа (авторство которой вначале приписывалось Канту) открыла для Фихте возможность получить должность профессора философии Йенского университета (1794).

В 1795 начал издавать "Философский журнал общества немецких ученых". Этому периоду принадлежат его сочинения Основы общего наукоучения (1794), "Основы естественного права согласно принципам наукоучения" (1796), "Первое введение в наукоучение" (1797), "Второе введение в наукоучение для читателей, уже имеющих философскую систему" (1797) и "Система учения о нравственности согласно принципам наукоучения" (1798). Эти работы оказали влияние на многих современников Фихте, таких как молодой Ф.Шеллинг, Гете, Ф.Г.Якоби, В. фон Гумбольдт, Ф. и А.Шлегели, Шиллер, Новалис.

В 1799 Фихте, обвиненный в атеизме (за публикацию статьи "Об основании нашей веры в божественное мироправление", где он утверждал, что Бог - не личностное существо, а нравственный миропорядок), оставил Йенский университет.

С 1800 жил и работал в Берлине (за исключением одного семестра в Эрлангенском университете в 1805).

Когда из-за поражения в войне с Наполеоном прусское правительство вынуждено было переехать в Кёнигсберг (1806), Фихте последовал за ним и преподавал в Кёнигсбергском университете до 1807. В 1810 вновь вернулся в Берлин и стал первым выборным ректором Берлинского университета (1810-1812)

Цикл его лекций "Речи к немецкой нации" 1808, прочитанных вскоре после поражения прусской армии при Йене и призывающих немецкий народ к борьбе против французских оккупантов, сделали его одним из интеллектуальных лидеров немецкого сопротивления наполеоновскому режиму.

Умер в Берлине 29 января 1814 от тифа, заразившись от жены, которая в госпитале ухаживала за ранеными.

Среди наиболее известных трудов: "О назначении ученого" 1794; "О назначении человека" 1800; "Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию" 1801; "Основные черты современной эпохи" 1806.

Решая поставленную И.Кантом проблему преодоления разрыва между познавательной сферой человеческой деятельности и моральным миром человека, Г.Фихте создал философское учение об определяющей творческой деятельности самосознания человека. Ключевым принципом философии он считал очевидность и достоверность полученного им результата. Этим результатом был диалектический механизм развертывания саморефлексии. Но, в отличие от Декарта, который также исходил из достоверности самосознания (cogito ergo sum - "мыслю, следовательно, существую"), Фихте рассматривал акт волевого самополагания, в котором действие является одновременно продуктом своей деятельности. В акте самосознания совпадают субъект (действующее) и объект (страдательное) действия. С его точки зрения это открытие было настолько ясно и очевидно, что впоследствии он часто приводил его как основание своих философских построений.

Он формулирует три основных положения своей философии. Первое гласит: "Я есть Я". Представьте себе, - говорит Фихте, - свое "Я", осознайте себя как "Я". При этом ясно, что все, что находится вне вас, не относится к вашему "Я". Второе: "Я есть не-Я". Для того чтобы понять это, необходимо взглянуть на себя со стороны индивида, мыслящего свое "Я". Т.е., одновременно оценивать и контролировать деятельность своего собственного сознания. Эта двойственность нашего сознания, активная и пассивная его стороны должны ограничивать друг друга, что взаимообусловливает возникновение абсолютного "Я". В этом возникновении заключается третье положение философии Фихте: ""Абсолютное Я" (Ichheit) есть "Я" и "не-Я"". При этом "Я" всегда сознательно, а, следовательно, активно задает план человеческой деятельности, полагая тем самым всю реальность этой деятельности. Однако, "не-Я" также может обладать для "Я" реальностью, но лишь в тех моментах, когда "Я" находится в состоянии аффекта (страдательности, пассивности, по Фихте).

Вскрыв сложную, изменчивую структуру человеческого сознания, попытался вывести из развертывания этой структуры все ценности морального мира человека и категории его познавательной деятельности (наукоучение). Причем, если у раннего Фихте "абсолютное Я" можно было трактовать как определенную структуру сознания человека, то в его поздних трудах оно приобретает атрибуты божественной природы. Поэтому его философию в ранних сочинениях можно считать спекулятивным трансцендентализмом, а в поздних - абсолютным идеализмом.

Общественно-политические взгляды Фихте тесным образом были связаны с понятием свободы. Сущность самосознания для него заключалась в его свободе. Сама же свобода понималась как деятельность самосознания, противостоящего пассивной природе. Развитие сознания к абсолютному "Я" возможно лишь в преодолении внешних и внутренних препятствий, возникающих часто как продукт собственной пассивной стороны индивидуального "Я". Тем самым, вся предметная сфера человека может выступать как продукт, отчужденный от сознания собственной деятельности индивидуального "Я". Лишь совпадение индивидуального и абсолютного "Я" может в идеале преодолеть проблему отчуждения. При этом возникает проблема введения в философскую систему темы "другого Я". В работе "Основы естественного права" Фихте пишет, что: "Человек только среди людей становится человеком;… Из этого следует, что если вообще должны быть люди, то должны быть многие". Признание другого происходит либо через сферу права, либо через моральный закон, призывающий видеть в каждом человеке цель его собственного существования. Т.о. множественность свободных индивидов является условием свободного существования самого "Я". Из этого в поздних работах Фихте вытекает идея государственного социализма, основанного в рамках национального государства. При этом нужно помнить, что "нация" в начале 19 в. в германских государствах была скорее идеей, объединяющей их граждан в борьбе с иноземными захватчиками. Идеальному же государству по Фихте отводилось решение задач по воспитанию будущих поколений, способных в исторической перспективе достичь совершенства. История, будучи осуществлением свободы, есть прогрессирующее упразднение мира природы во имя морали. Эмпирическое природное состояние, в котором правят сила и несправедливость, уступает место разумному моральному состоянию, в котором господствует свободная воля и равенство. Людей объединяет именно моральное сознание. Вся история есть ни что иное как попытка человечества установить господство над природной необходимостью.

Флобер Гюстав (Flaubert, Gustav) (1821-1880), французский писатель, которого часто называют творцом современного романа. Родился 12 декабря 1821 в Руане, где его отец был главным врачом одной из местных больниц. С 1823 по 1840 Флобер учился в Королевском коллеже Руана, где не добился особых успехов, но проявил интерес к истории и большую любовь к литературе. Он читал не только модных в ту пору романтиков, но также Сервантеса и Шекспира. В школе он познакомился с будущим поэтом Л.Буйе (1822-1869), который на всю жизнь стал его верным другом.

В 1840 Флобера отправили в Париж изучать право. Прозанимавшись три года, он не сумел сдать экзамены, зато свел дружбу с писателем и журналистом М.Дю Каном (1822-1894), который стал его спутником в путешествиях. В 1843 у Флобера обнаружили сходное с эпилепсией нервное заболевание, и ему был предписан малоподвижный образ жизни. После смерти отца в 1846 он вернулся в имение Круассе под Руаном, заботился о матери и занимался по преимуществу литературой. К счастью, он обладал состоянием, которое избавило его от необходимости зарабатывать на жизнь пером либо иными способами. Равным образом он смог осуществить свою мечту о путешествиях и посвятить многие годы написанию одного-единственного романа. Он совершенствовал свой стиль с предельным вниманием, отвлекаясь лишь на профессиональные беседы с братьями Гонкурами, И.Тэном, Э.Золя, Г.Мопассаном и И.С.Тургеневым. Даже его прославленный любовный роман связан с поэтессой Луизой Коле, и в их обширной переписке главной темой были литературные проблемы.

Флобер был воспитан на творениях Ф.Шатобриана и В.Гюго и тяготел к романтическому способу изображения. Всю свою жизнь он стремился подавить в себе лирико-романтическое начало ради максимально объективного изображения повседневной реальности. Рано начав писать, он вскоре осознал в себе конфликт между поставленной целью и склонностями своей натуры. Первый из его опубликованных романов - "Госпожа Бовари" ("Madame Bovary", 1857.

Великое творение литературы, "Госпожа Бовари" обозначила поворотный пункт в развитии современного романа. Флобер работал над каждым предложением в поисках знаменитого "правильного слова" ("mot juste"). Его интерес к форме романа, успешно реализованный в уникальной структуре "Госпожи Бовари", оказал сильнейшее влияние на последующих писателей, поставивших своей целью создание новых форм и технических приемов - Г.Джеймса, Дж.Конрада, Дж.Джойса, М.Пруста и многих других.

Главной темой "Госпожи Бовари" стал извечный конфликт между иллюзией и реальностью, между жизнью придуманной и подлинной. Для раскрытия этой темы Флобер использовал не героические порывы благородной личности, а жалкие мечты заурядной мещанки. Флобер придал своим недалеким персонажам возвышенно-универсальное значение. "Госпожа Бовари" была впервые опубликована в журнале "Ревю де Пари" в 1856, однако, невзирая на то, что встревоженные М.Дю Кан и М.Пиша внесли серьезные поправки и сокращения, автора и редакторов журнала привлекли к суду за оскорбление общественной нравственности. После сенсационного судебного разбирательства - одной из самых знаменитых литературных баталий на юридическом поле - Флобер был оправдан, и в 1857 роман вышел отдельной книгой без каких-либо купюр.

Второй роман Флобера, "Саламбо" ("Salammbo", 1862), стал результатом поездки в Африку в 1858, а также серьезных исторических и археологических штудий. Очевидно стремление автора отрешиться от обыденности, создав эпическое полотно на темы седой древности. Действие происходит в Карфагене после 1-й Пунической войны, когда наемники под предводительством Мато взбунтовались против карфагенян, руководимых Гамилькаром.

В третьем романе, "Воспитание чувств" ("L'education sentimentale", 1859; рус. перевод 1870 под названием Сентиментальное воспитание), Флобер пишет историю своего поколения, замороченного романтизмом и щедрыми посулами теоретиков гуманного общественного устройства, однако вынужденного спуститься на землю после катастрофы 1848 и крушения идеализма. Воспитание чувств являет собой нелицеприятный портрет потерянного поколения.

Начатое задолго до "Госпожи Бовари" и, по совету Буйе и Дю Кана, отложенное в сторону "Искушение святого Антония" ("La Tentation de Saint-Antoine", 1874) обязано своим возникновением картине Питера Брейгеля Старшего, которую Флобер увидел в Генуе в 1845. Мысль выставить напоказ искушения, осаждающие святого, занимала Флобера всю оставшуюся жизнь, и ее воплощение в романе-диалоге представляет собой попытку показать все мыслимые грехи, ереси, религии и философии.

"Три повести" ("Trois Contes", 1877) включают в себя сюжеты двух типов - нарочито заурядного и цветисто-исторического. Краткий и сильный рассказ о жизни деревенской служанки ("Простое сердце" - "Un Coeur simple") весь состоит из цепи утрат, оставивших ее к концу жизни лишь с чучелом попугая, к которому она привязывается до такой степени, что неосознанно начинает относиться к нему как к Святому Духу. В "Легенде о святом Юлиане Странноприимце" ("La Legende de Saint-Jullien l'Hospitalier") средневековый праведник, раскаявшийся в грехах юности, подвергается последнему высшему испытанию: прокаженный обращается к нему с просьбой о поцелуе. Исполнив его желание, Юлиан оказывается лицом к лицу с Иисусом, вознесшим его на небеса. "Иродиада" ("Herodias") повествует о Саломее, требующей голову Иоанна Крестителя.

Восемь последних лет жизни Флобер отдал любимому детищу - роману "Бувар и Пекюше" ("Bouvard et Pecuchet", 1881; рус. перевод 1881), который остался незавершенным. В истории двух мелких служащих, решивших посвятить свой досуг и небольшой доход изучению всех отраслей человеческого знания, главной мишенью являются безумства и неизбывная глупость человеческого рода. Флобер с мрачным наслаждением классифицирует все примеры такого рода, заставляя своих героев посвятить жизнь созданию антологии обнаруженных ими нелепостей.

Одним из величайших творений Флобера, продолжающим вызывать пристальный интерес, стали его "Письма" ("Correspondence", опубл. 1887-1893). В непринужденном общении с друзьями он изливает на бумагу свои мысли, не заботясь о стиле и тем предоставляя уникальную возможность увидеть художника, анализирующего свой труд в процессе ежедневного созидания и формулирующего свои идеи о природе литературы. Наряду с ярким автопортретом самого Флобера переписка содержит проницательные наблюдения о людях и нравах эпохи Второй Империи.

В последние годы жизни Флобера преследовали несчастья: смерть его друга Буйе в 1869, оккупация поместья наступающей вражеской армией во время франко-прусской войны, наконец, серьезные финансовые затруднения. Он не познал коммерческого успеха при издании своих книг, которые еще долго вызывали неприятие у критиков. Умер Флобер в Круассе 8 мая 1880.

Флоренский Павел Александрович(9 января (21 января) 1882- 8 декабря 1937) - русский религиозный философ и учёный, православный священник.

Родился 9 января по старому стилю в местечке Евлах на западе нынешнего Азербайджана. По отцу его родословная уходит в русское духовенство, мать же происходила из старинного и знатного армянского рода. Флоренский очень рано обнаружил исключительные математические способности и по окончании гимназии в Тифлисе поступил на математическое отделение Московского университета. Воспитывался вне религиозной традиции, но в юности под влиянием статей Льва Толстого почувствовал интерес к христианству. В студенческие годы увлёкся учением Владимира Соловьёва. По окончании университета он не принял предложения остаться при университете для занятий в области математики, а поступил в Московскую Духовную академию. В эти годы он вместе с Эрном, Свенцицким и Брихничевым создал "Союз христианской борьбы", стремившийся к радикальному обновлению общественного строя в духе идей Владимира Соловьёва о "христианской общественности". Позже Флоренский совершенно отошёл от радикального христианства.

Ещё в годы студенчества его интересы охватывают философию, религию, искусство, фольклор. Он входит в круг молодых участников символического движения, завязывает дружбу с Андреем Белым, и первыми его творческими опытами становятся статьи в символистских журналах "Новый Путь" и "Весы", где он стремится внедрять математические понятия в философскую проблематику.

В годы обучения в Духовной Академии у него возникает замысел капитального сочинения, будущей его книги "Столп и утверждение истины", большую часть которой он завершает к концу обучения.

1908 - после окончания Академии остаётся в ней преподавателем философских дисциплин, а в 1911 году принимает священство и в 1912 году назначается редактором академического журнала "Богословский вестник".

Полный и окончательный текст его книги "Столп и утверждение истины" появляется в 1924 году. Книга состоит из философской переписки с другом по келье. Каждое послание начинается словами: "Мой светлый! Мой ясный!" Выясняется главный философский вопрос об истине. В духе ещё не возникшей лингвистической философии Флоренский обращается к семантике слова "Истина" и возводит его к литовской "естина" от корня "есть" или по-немецки "ист", т. е. от глагола существования. То есть с одной стороны истина - это то, что есть по определению, с другой стороны она конкретна, как еда. Истину можно вкушать - есть. Отсюда переход к опытному Богопознанию, основанному не на логике и мышлении, а на самой жизни. И не просто жизни, а вечной жизни, поскольку только вечное обладает статусом истинности. Эпиграф к этому труду слова А. Бергсона: "Жизнь! Не пытайся познать себя". События Революции воспринимает как живой апокалипсис и в этом смысле метафизически приветствует, но философски и политически всё более склоняется к теократическому монархизму. Сближается с Василием Розановым и становится его духовником, требуя отречения от всех еретических трудов. Пытается убедить власти, что Троице-Сергиева лавра - величайшая духовная ценность и не может сохраниться как мёртвый музей. На Флоренского поступают доносы, уличающие его в создании монархического кружка.

1918 - Духовная Академия переносит свою работу в Москву, а затем закрывается. В 1921 году закрывается и Сергиево-Посадский храм, где Флоренский служил священником. В годы с 1916-го по 1925-й Флоренский пишет ряд религиозно-философских работ, включая "Очерки философии культа" (1918), "Иконостас" (1922), работает над своими воспоминаниями. Теперь он пытается спасти и сохранить православные ценности под видом исследования перспективы икон. Ему удается совершить главное открытие своей жизни мистическую обратную перспективу. Наряду с этим он возвращается к занятиям физикой и математикой, работая также в области техники и материаловедения.

1921 - он работает в системе Главэнерго, принимая участие в ГОЭЛРО, а в 1924 году выпускает в свет большую монографию о диэлектриках. Его научную деятельность поддерживает Лев Троцкий, нагрянувший однажды в институт с визитом ревизии и поддержки, что, возможно, в будущем сыграло в судьбе Флоренского роковую роль. Другое направление его деятельности в этот период - искусствоведение и музейная работа. Одновременно Флоренский работает в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, являясь её учёным секретарём, и пишет ряд работ по древнерусскому искусству.

Во второй половине 1920-х годов круг занятий Флоренского вынужденно ограничивается техническими вопросами. В это время он издаёт за свой счёт свой главный научно-философский труд "Мнимости в геометрии". Комментируя специальную теорию относительности А. Эйнштейна, Флоренский приходит к выводу, что за пределом скорости света начинается нефизический "тот свет". Этот потусторонний мир мнимых величин даёт описание высшей вечной реальности. Именно за эту книгу его обвинили в мистицизме и в 1937-ом году расстреляли в Соловецком концлагере.

1928 - летом его ссылают в Нижний Новгород, но в том же году, по хлопотам Е. П. Пешковой, возвращают из ссылки. Имел возможность эмигрировать в Прагу, но решил остаться в России. В начале 30-х годов против него развязывается кампания в советской прессе со статьями погромного и доносительского характера. 26 февраля 1933 последовал арест и через 5 месяцев, 26 июля, - осуждение на 10 лет заключения. С 1934 Флоренский содержался в Соловецком лагере. 25 ноября 1937 особой тройкой НКВД Ленинградской области он был приговорён к высшей мере наказания и расстрелян 8 декабря 1937 скорее всего в Левашово под Петербургом. Впоследствии полностью реабилитирован.

Флоренский стоял на более ярко выраженных имяславских позициях, чем, например, иеросхимонах Антоний (Булатович). Флоренский, как мы помним, высказывался в том смысле, что имя Божие есть Сам Бог вместе со звуками и буквами этого имени. Кроме того, Флоренский уделял большое внимание магической природе слова и имени.

Франс Анатоль (фр. Anatole France; настоящее имя Жак Анатоль Франсуа Тибо, Jacques Anatole Francois Thibault; 16 апреля 1844, Париж - 12 октября 1924, Сен-Сир-сюр-Луар)) - известный французский романист и литературный критик. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1921 год.

Дебютировал томиком стихов в манере парнасской школы, "L'Etui de Nacre", и античной драмой в стихах, "Les Noces Corinthiennes"; затем писал маленькие рассказы, повести, психологические и общественные романы, критические очерки, газетные хроники (долго состоял постоянным хроникером в "Temps").

Со времени процесса Дрейфуса Франс стал видным деятелем антинационалистического лагеря, принимает участие в устройстве народных университетов, читает лекции рабочим, произносит речи на народных собраниях. Франс - философ и поэт. Его миросозерцание сводится к утонченному эпикурейству. Он самый острый из французских критиков современной действительности, безо всякой сентиментальности раскрывающий слабости и нравственные падения человеческой натуры, несовершенство и уродство общественной жизни, нравов, отношений между людьми; но в свою критику он вносит особую примиренность, философскую созерцательность и безмятежность, согревающее чувство любви к слабому человечеству. Он не судит и не морализирует, а только проникает в смысл отрицательных явлений. Это сочетание иронии с любовью к людям, с художественным пониманием красоты во всех проявлениях жизни и составляет характерную черту произведений Франса.

Одна из его первых повестей, "Le Crime de Silvestre Bonnard" (русский перевод, СПб., 1899) - идиллическая сатира, в которой легкомыслию и доброте отдается предпочтение перед суровой добродетелью. В последующих повестях и рассказах Ф. с огромной эрудицией и тонким психологическим чутьем воссоздает дух разных исторических эпох. "La R otisserie de la Reine Pedauque" - сатирическая повесть во вкусе XVIII в., с оригинальной центральной фигурой аббата Жерома Коньяра; он благочестив, но ведет греховную жизнь и оправдывает свои "падения" тем, что они усиливают в нём дух смирения. Того же аббата Франс выводит в "Les Opinions de Jero me Coignard". В целом ряде маленьких рассказов (сборники "Balthasar", "Le Puits de Suinte-Claire" и др.) Франс обнаруживает яркую фантазию; его любимая тема - сопоставление языческого и христианского миросозерцаний в рассказах из первых веков христианства или раннего Возрождения; лучшие образцы в этом роде - "Saint Satyr" и "Puits de Sainte-Claire". Франс - один из лучших французских "conteurs" по художественности языка, благородству стиля и выразительной сжатости повествования.

Повесть "Thais" (русский перевод, СПб., 1891) - история знаменитой древней куртизанки, ставшей святой - написана в том же духе снисходительности и любви к "грешникам", с тем же оттенком эпикурейства и в то же время христианской умиленности, как книги о Жероме Коньяре и мелкие рассказы. "Clio" - сборник трёх рассказов из античной и средневековой жизни; лучший из них, по образности и красочности описаний - рассказ о жизни и странствованиях Гомера. От исторических и фантастических рассказов и повестей Франс перешёл к психологическим и общественным романам из современной жизни. В "Lys Rouge", на фоне изысканно художественных описаний Флоренции и живописи примитивов, представлена чисто парижская адюльтерная драма в духе Бурже (за исключением прекрасных описаний Флоренции и картин). " Lys Rouge" - одна из наиболее слабых вещей Франса

Затем Франс начал серию своеобразных романов под общим заглавием: "Histoire Contemporaine". В неё вошли до сих пор: "D'Orme du Mail", "Mannequin d'Osier", "L'Anneau d'Am ethyste", "Monsieur Bergeret a Paris". Это - историческая хроника с философским освещением событий. Как историк современности, Франс обнаруживает проницательность и беспристрастие учёного изыскателя наряду с тонкой иронией скептика, знающего цену человеческим чувствам и начинаниям.

Вымышленная фабула переплетается в этих романах с действительными общественными событиями, с изображением избирательной агитации, интриг провинциальной бюрократии, инцидентов процесса Дрейфуса, уличных манифестаций. Наряду с этим описываются научные изыскания и отвлечённые теории кабинетного учёного, неурядицы в его домашней жизни, измена жены, психология озадаченного и несколько близорукого в жизненных делах мыслителя. В центре событий, чередующихся в романах этой серии, стоит одно и то же лицо - учёный историк Бержере, воплощающий философский идеал автора: снисходительно-скептическое отношение к действительности, ироническую невозмутимость в суждениях о поступках окружающих лиц. Юмор Франса заключается в том, что его герой применяет один и тот же метод к исследованию самых разнородных на вид явлений. Тот же исторический критерий, на основании которого он судит о событиях в древнем Египте, служит ему для суждении о дрейфусовском деле и его влиянии на общество; тот же аналитический метод, с которым он приступает к отвлеченным научным вопросам, помогает ему объяснить поступок изменившей ему жены и, поняв его, спокойно уйти, не осуждая, но и не прощая.

Повесть Франса: "Affaire Crainquebille" - сатира на французское судопроизводство, написанная с блестящим юмором и знанием рабочего класса. В своих критических очерках (5 т. "Vie litteraire") Франс с такой же объективностью относится к современным литературным явлениям, проявляя верность и твердость художественного вкуса. Вместе с тем и прежде всего Франс - мастер слова, доводящий литературный стиль до такой художественной выразительности и красоты, которая равняет его с Флобером и другими французскими классическими прозаиками.

Франциск Ассизский (1182-1226) - святой, учредитель названного его именем нищенствующего ордена. Он знаменует собой перелом в истории аскетического идеала , а потому и новую эпоху в истории западного монашества и римской курии. Старое монашество в своем отречении от мира возлагало на отдельного монаха обет бедности, но это не помешало монастырям сделаться крупными поземельными собственниками, а аббатам - соперничать в богатстве и роскоши с епископами и князьями. Франциск Ассизский углубил идею бедности: из отрицательного признака отречения от мира он возвел её в положительный, жизненный идеал, который вытекал из идеи следования примеру бедного Христа. Вместе с этим Франциск Ассизский преобразил и самое назначение монашества, заменив монаха-отшельника апостолом-миссионером, который, отрекшись внутренне от мира, остается в мире, чтобы среди него призывать людей к миру и покаянию. Старое землевладельческое монашество соответствовало аграрному периоду Западной Европы; но возникли города, с густым населением из богатых и бедных - и к ним-то обратились ученики Франциска Ассизского, проповедуя одним в назидание, другим в утешение "бедное житье", как идеал "евангельского совершенства". Как проповедник "бедного житья", Ф. имел предшественников. Богатство клира давно вызывало протест как со стороны блюстителей аскетического идеала (Бернард Клервоский), так и со стороны противников клира (Арнольд Брешианский). Особенное сходство с Франциском Ассизским представляет старший его современник, Валдес из Лиона, от проповеди которого получила начало отпавшая впоследствии от католицизма секта валденцев. Попытки историков разыскать нити, связующие Франциска Ассизского с его предшественниками, привели, однако, лишь к гипотезам слабо основанным и притом ненужным, так как стремления Франциска Ассизского могут быть вполне удовлетворительно объяснены его личностью и духом его времени. Мысль о добровольной бедности "по евангелию" легко могла самостоятельно зародиться как у богатого лионского банкира, так и у расточительного сына зажиточного купца в провинциальном итальянском городке; но проповедь того и другого приняла различное направление, что зависло как от среды и обстоятельств жизни, так и от личности обоих.

Личность

Хотя первые жития о Франциске Ассизском написаны тотчас после его смерти, когда было в живых ещё много очевидцев его первых шагов к идеалу, однако, ввиду назидательной цели, авторы этих житий мало заботились о точном установлении биографических данных своего героя. Самая скудость этих данных открыла простор благочестивому и поэтическому вымыслу; действительный образ Франциска Ассизского закрыт от нас легендарным, в созидании которого принимала участие не только богословская литература житий, но и народная фантазия (Fioretti). Но если историк, ищущий достоверных фактов, испытывает затруднения в лабиринте накопившихся сказаний, то биограф Франциска Ассизского не может жаловаться на творчество легенды, так как оно лишь ярче осветило коренные свойства его личности. Основным свойством Франциска Ассизского было живое, отзывчивое чувство сострадания. Это чувство не привело его к мировой скорби; под влиянием его жизнерадостной натуры и поэтического чутья, чаявшего живую душу во всем живущем, сострадание преобразилось в нём в любвеобильное сочувствие, охватывавшее всю природу, одушевленную и неодушевленную, везде представлявшую ему, по словам его гимна, братьев и сестер. Образ нищего и страдающего Христа, призывающего всех следовать за ним, стал для Франциска Ассизского источником откровения, дал содержание его личной жизни и направление его деятельности; принесши покаяние, то есть оторвавшись от мира, он признал своей задачей призывать и других к такому же покаянию, чтобы следовать за нищим, странствующим Христом. Проповедь такого идеала могла привести Франциска Ассизского к столкновению с духовенством и курией; но глубокое смирение, проявлявшееся в наивно-трогательных формах и, однако, бывшее плодом усиленной работы над собой, удерживало Франциска Ассизского в среде церкви. Неспособный кого-либо осуждать, Франциск Ассизский не мог сделаться реформатором; его призыв к евангельскому совершенству не стал, как у валденцев, поводом к разрыву с папством, а, напротив, привел к усилению религиозного энтузиазма в пределах католической церкви.

Биография

Отец Франциска Ассизского, по имени Бернардоне, торговал сукнами; торговцы этим дорогим международным товаром были в то время зажиточными людьми. Торговые обороты побуждали Бернардоне совершать частые поездки во Францию, в память которой он и назвал своего сына Франциском. Франциск Ассизский знал песни трубадуров и часто распевал их на французском языке. Он был единственным сыном; родители ни в чём ему не отказывали. Юношей он вел разгульную жизнь с молодежью своего города, которая выбирала его "царем" пирушек. Родители не мешали сыну, гордились его знакомством с дворянской молодежью; мать Франциск Ассизский не скрывала, что ожидает для сына славного будущего. И сам Франциск Ассизский в это время не был лишен тщеславия: источники говорят, что он не хотел, чтобы "кто-либо его превосходил". Франциск Ассизский принял участие в войне между Ассизи и Перуджией, был взят в плен, но не утратил своей веселости и уверенности в своем великом будущем. Он вынес тяжелую болезнь, но по выздоровлении стал вести прежний образ жизни и предпринял с молодыми рыцарями поход в Южную Италию в пользу папы. С первого же ночлега Ф. вернулся; по сказанию, он видел сон, направивший его на другой путь. Очевидно, его сердце уже не удовлетворялось внешним блеском и указало ему путь к подвигам иного рода. Ф. всегда был очень щедр к нищим. Однажды, отвлеченный делом, он отказал одному из нищих, пристававших к нему именем "Господним", но затем, спохватившись, что если бы нищий попросил у него именем какого-нибудь земного сеньора, то он не отказал бы ему, он догнал нищего и одарил его. Милостыня скоро получила для него другой, более высокий смысл. Отправившись в Рим на поклонение св. Петру, Франциск Ассизский был возмущен скудными подаяниями на могиле первоапостола; он вынул из кармана целую горсть монет и звонко бросил их в окошечко под алтарем, к изумлению окружающих. Вышедши затем на паперть, он увидел там длинный ряд нищих, ожидавших подаяния. И тут, у гробницы апостола, нищенство преобразилось в глазах Франциска Ассизского: он понял его духовный смысл для последователя Христа и апостолов. Обменявшись с одним из нищих одеждой, он стал в их ряды и до вечера пробыл с ними. "Нищее житие" запало в его душу; его поэтическая фантазия создала из него идеальный образ. Как назревал в его душе этот образ, о том сохранился трогательный рассказ. Однажды Франциск возвращался с товарищами с роскошной пирушки. Они шли с песнями впереди; он шел сзади, молча, в глубоком раздумье. Вдруг сердце его наполнилось таким сладостным ощущением, что он не мог двинуться с места, хотя бы его "стали резать на куски". Товарищи в изумлении его окружили, спрашивая, о чём он задумался, не намерен ли он жениться? "Вы правду сказали", - был ответ: - "я задумал взять невесту, более благородную, богатую и красивую, чем вам когда-либо приходилось видеть". Великий художник, воодушевленный памятью о Франциске Ассизском, изобразил в своих фресках его затаенную мысль. На стене Ассизского собора Джиотто изобразил венчание Франциска Ассизского с красивой, но исхудалой женщиной в изорванном платье; на неё лает собака, дети замахиваются на неё палкой и бросают в неё каменья, но Христос благословляет её с неба - это венчание Франциска Ассизского с бедностью. Но были на глазах Франциска Ассизского люди ещё более жалкие, чем нищие - прокаженные, которых в то время было так много, что за воротами почти каждого города можно было найти особое здание, предназначенное для этих несчастных. Долго они внушали ужас жизнерадостному юноше; но он поборол в себе отвращение к ним. Житие рассказывает, как Франциск Ассизский, встретив по дороге в Рим прокаженного, не ограничился тем, что бросил ему монету, а слез с лошади, вручил больному монету, поцеловал ему руку и получил от него "поцелуй мира". Другой рассказ описывает, как Франциск Ассизский сам отправился в приют для прокаженных, взяв с собой много денег, и, подав каждому из них милостыню, долгое время пробыл с ними. Сам Франциск Ассизский в своем завещании ведет начало "своего покаяния" с этого посещения прокаженных, заявляя, что пока он жил в грехе, вид прокаженных был ему неприятен, но Господь повел его к ним, после чего то, что для него было горьким, стало сладким.

Конечно, не одно какое-либо впечатление или душевное потрясение совершило перелом в жизни Франциска Ассизского: его настроение менялось постепенно. Он стал искать уединения; особенно привлекали его одинокие запущенные церкви за городом. В одной из них, церкви св. Дамиана, он однажды долго пребывал в горячей молитве перед распятием и, по воспоминаниям его "трёх (ранних) товарищей", "с этого часа сердце его восприяло рану и истаяло, памятуя Господни страсти". Событием, ускорившим неизбежный перелом в жизни Франциска, было столкновение с отцом. Ф. испытывал к ветхим и заброшенным церквам и часовням жалость, как к одушевленным существам. Желая поддержать церковь св. Дамиана, Франциск Ассизский в отсутствие отца забрал лучшего товара и повез его в Фолиньо для продажи. Продав там вместе с тем и лошадь, Франциск Ассизский принес вырученные деньги священнику, и когда тот, боясь гнева отца Франциска Ассизского, отказался принять их, Франциск бросил свой кошелек на подоконник и остался при церкви. Узнав, затем, о гневе отца, Франциск Ассизский долго скрывался в окрестных пещерах. Когда он вернулся домой, отец избил его и запер; но в отсутствие отца мать отпустила сына, и он навсегда ушёл из родительского дома. Бернардоне обратился к властям, с требованием возвратить ему сына и похищенные им деньги; но Франциск Ассизский заявил, что он стал слугой Господа и светским судьям неподсуден. Бернардоне обратился с жалобой к епископу. На суде епископа Франциск Ассизский, по его требованию, не только возвратил деньги, но снял с себя полученную от отца одежду, объявив, что впредь будет считать отцом своим не Петра Бернардоне, а небесного отца. Это отречение от всякой собственности наполнило его сердце великой радостью. Получив от слуги епископа простую одежду, Франциск Ассизский отправился в соседний лес, громко распевая французские песенки. На вопрос встретившихся разбойников он ответил, что он "вестник Великого Господа". Это случилось в 1207 г. Два года провел Франциск Ассизский в окрестностях Ассизи, занимаясь, кроме молитвы, починкой церквей, для чего выпрашивал камни; особенно стала ему дорога полуразрушенная часовня св. Девы, под названием Порциункула. Исправив её, Франциск Ассизский устроил около неё для себя шалаш. Питался он объедками, которые собирал по городу в обеденное время. Многие стали его считать помешанным, но к его бедному житью присоединился богатый гражданин Бернард де Квинтавалле, который, согласно с евангелием, распродал свое имущество и роздал бедным; присоединились и другие. В одежде странников они ходили по соседним городам и деревням, призывая к миру и покаянию. На вопрос, кто они такие, они отвечали: "кающиеся грешники"; но они были бодры духом, называя себя "ликующими в Господе" или "потешниками Господа". Иные из них, как и сам Франциск Ассизский, занимались ручным трудом, при случае помогая крестьянам в сельских работах, но денег не принимали, довольствуясь лишь скромной трапезой.

1209 г. отмечен источниками как новая дата в жизни Франциска Ассизского. В своей часовне он услышал за обедней слова (Матф., X, 7-11), с которыми Христос послал своих учеников проповедовать о наступлении царства небесного: "Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха". Франциск Ассизский просил священника повторить и разъяснить ему латинский текст и, вникнув в смысл его, с восторгом воскликнул: "Вот чего я хочу", - снял с ног обувь, бросил посох и опоясался веревкой. Что ему тогда выяснилось, стало для него новым, настоящим призванием; нищее житие превратилось в апостолат; из нищего странника и отшельника он стал проповедником. Не раз ещё потом на Франциска Ассизского находило сомнение, что угоднее Богу - молитва или проповедь; но именно то, что молитва уступила проповеди, обусловило собой всемирно-историческое значение нового францисканского ордена. Число его учеников увеличилось, и он отправился в Рим просить у папы утверждения составленного им для своего братства устава. Текст этого устава не сохранился, но, вероятно, это было простое наставление братьям, составленное на основании подходящих евангельских текстов. Папой был тогда Иннокентий III. Знаменательный момент в истории представляет собой встреча этих двух людей, олицетворявших два различных мировоззрения, выросшие из одного корня: с одной стороны, наместник Христа, ставший владыкой мира, раздававший царские короны, представитель авторитета и власти, - а перед ним последователь Христа, босоногий нищий, в одежде пастуха, проповедник любви и смирения. О самой встрече не сохранилось точных известий, но она сильно занимала воображение современников и потомков и породила много характерных рассказов. С одной стороны, францисканские легенды повествуют о том, с каким пренебрежением папа отнесся к нищему и как потом в сновидениях познал его великое значение для церкви: то из-под ног папы вырастает пальма до небес, то папа видит, как монах подпирает плечом наклонившийся Латеранский собор; или Франциск Ассизский наяву убеждает папу поэтической притчей о сыновьях бедной женщины в пустыне, которые оказались царскими сыновьями и были признаны своим отцом. С другой стороны, мы имеем повествование бенедиктинского летописца, в котором слышится и пренебрежение к нищенскому житью Франциска Ассизского, и признание его смирения: папа был так поражен грязным видом Франциска Ассизского, что послал его к свиньям; но, когда Франциск Ассизский, буквально исполнив совет, вернулся ещё грязнее с просьбой теперь исполнить его мольбу, то Иннокентий, растроганный таким смирением, отнесся к нему милостиво. Одному из кардиналов приписывается такое возражение тем, кто находил "нищее житие" новшеством, превышающим силы человека: "Утверждать, что евангельское совершенство, то есть обет жить по евангелию, дело новое, неразумное или невозможное, разве это не хула против Христа, давшего нам евангелие?" Эти слова ярко освещают проблему, перед которой стояла тогда римская курия. Бедность Христа и апостолов давно уже выставлялась как укор духовенству и как знамя церковной реформы; но церковь, став земным, политическим учреждением, не могла следовать по указанному ей пути. По мере того как она проникалась аскетическим духом, установив безбрачие духовенства, её власть над миром росла и её мирские средства умножались. С другой стороны, ревнители бедности Христовой, не найдя удовлетворения в пределах церкви, отпали от неё и сделались её врагами. В дни Франциска Ассизского южная Франция и северная Италия кишели еретиками, державшимися учения о евангельском совершенстве. Иннокентий III, который в звании кардинала красноречиво писал о суетности мира и о презрении к его благам, был способен оценить силу аскетического идеала; он был притом политик и не хотел повторить ошибки своего предшественника, прогнавшего от себя Валдеса и "лионских бедных". Напротив, он старался превратить их в "католических бедных", и с этой целью только что милостиво принял в Риме Дурандо де Гуеска с "братьями". Так поступил Иннокентий III и с Франциском Ассизским и его товарищами, признав за ними право проповеди бедного житья. В то же время он принял их на службу церкви, взяв с Франциска Ассизского клятву послушания папе и дав его спутникам тонзуру, сделавшую их клириками.

С этого времени число францисканцев быстро растет, и они собираются обратить все языцы. Для этой цели были организованы небольшие миссии, поставленные под начало одного из братьев, называвшегося министром, то есть меньшим братом. То же стремление к служению побудило Ф. присвоить своим последователям название миноритов - меньших. В романских странах, Франции и Испании, миссии не встречали особых препятствий; но в венгерских степях пастухи травили пришельцев собаками и прокалывали их одежду заостренными палками, которыми загоняли свои табуны. Из южной Германии первая миссия вернулась ни с чем; следовавшая за ней миссия, похождения которой описаны очевидцем, также встречала большие затруднения. Неустрашимые францисканцы, однако, не останавливались ни перед какой опасностью и проникли даже в Марокко, где стали первыми мучениками своего ордена. Как далеко ни уходили францисканцы, их тянуло к Франциску Ассизскому, и в Троицын день они возвращались к его шалашу близ часовенки Порциункулы, где на время своего пребывания строили и для себя шалаши. Так возникли так называемые генеральные капитулы, то есть сборы всех членов общины. О первых собраниях нет точных данных, но о собрании 1219 г. сохранилась молва, что братьев собралось 5000, и все они прожили около Франциска Ассизского неделю, питаясь приношениями окрестных жителей, так велико уже было почтение народа к Франциску Ассизскому. В 1212 г. к Франциску Ассизскому явилась 18-летняя Клара Шиффи, дочь соседнего помещика, и тайком от отца приняла от Франциска Ассизского пострижение: к ней присоединилась её 14-летняя сестра, несмотря на угрозы и побои родни. Франциск Ассизский поместил их у бенедиктинок, а потом отдал в их распоряжение церковь св. Дамиана, где и возникла женская община бедных сестер, из которой развился женский орден Клариссин. К бедному житью стали примыкать и многие миряне. Идея бедного житья стала так популярна, что Доминик, учредитель названного его именем ордена братьев-проповедников, видоизменил составленный для них устав по типу францисканского и превратил доминиканский орден в нищенствующий.

При Гонории III в сношениях римской курии с Франциском Ассизским выступает на первый план кардинал Гуго или Уголино, впоследствии папа Григорий IX. Официальные источники повествуют о самых дружественных отношениях между Уголино и Франциском Ассизским, но вместе с тем с этой поры все более и более ощущается влияние курии на судьбу дела Франциска Ассизского. Община так разрослась, что нужно было подумать об её организации. Полный энтузиазма и любви ко всем, Франциск Ассизский этим мало интересовался, но тем более заботились о том члены курии, которая уже при самом начале обязала братьев к послушанию Франциску Ассизскому, а его самого к повиновению папе. Для общины последователей бедного Христа наступила критическая эпоха, из которой она вышла преобразованной в монашеский орден. Отдельные эпизоды этого кризиса скрыты от нас. Биографы Франциска Ассизского, писавшие под свежим впечатлением его немедленной канонизации, не были расположены говорить об антагонизме между римской курией и святым; они, напротив, сообщают, что сам Франциск Ассизский просил папу назначить Уголино попечителем его братства и мотивировал это тем, что он не желает своими делами беспокоить главу церкви. Новый руководитель братства несомненно любил и уважал Франциска Ассизского - он целовал ему руки, ходил за ним в болезни, сочувствовал его идеалу; но, как представитель церкви и как правитель, он старался приладить этот идеал к житейской действительности. Не менее важно для судьбы братства было и то, что теперь и в его среде были люди, которым идеал Франциска Ассизского казался слишком суровым и которые требовали уступок и смягчений. Эти умеренные искали опоры у кардинала. Некоторые источники выставляют главой недовольных Илью Кортонского и рассказывают, что Илья в 1219 г. пытался повлиять через Уголино на Франциска Ассизского, чтобы добиться изменения францисканских правил в духе других монашеских орденов; Уголино от своего имени высказал Франциску Ассизскому это желание, но встретил сильный отпор. Наступление кризиса было ускорено отлучкой Франциска Ассизского. Он давно уже порывался проповедовать вне Италии; его особенно тянуло во Францию, но кардинал не пускал его, утверждая, что он нужен дома. В 1220 г. Франциска Ассизского уже нельзя было удержать. Крестоносцы в это время захватили Дамьетту в Египте, и Франциск Ассизский решился обратить в христианство тамошнего султана. Отправляясь за море, Франциск Ассизский передал руководство общиной двум назначенным им братьям. Тотчас по отъезде Франциска Ассизского начался раздор среди общины; когда распространилась молва о его смерти, заместители его, принадлежавшие к ревнителям сурового идеала, устроили собрание, на которое пригласили только своих единомышленников, и установили три постных дня в неделю вместо двух. Другие братья пытались захватить в свои руки заведование женскими монастырями или приютами для прокаженных и добивались полномочий для своих планов со стороны курии. Франциск Ассизский, между тем, проник в лагерь мамелюков, где его чуть не убили, так как за голову каждого христианина уплачивался золотой. Убедившись в бесплодности своей попытки, Франциск Ассизский отправился со своими спутниками в Сирию, где его настиг монах, посланный за ним партией недовольных новшествами. Франциск Ассизский тотчас вернулся и уже на пути к Ассизи, в Болонье, испытал, как трудно удержать братию на высоте указанного им идеала. С образом бездомного, странствующего Христа было несовместимо проживание братьев в собственных домах, - а именно такой дом он нашёл в Болонье. Сильно возмущенный, Франциск Ассизский потребовал разорения дома, но находившийся в Болонье Уголино возразил ему, что дом не составляет собственности братьев, а принадлежит римской церкви. То же испытал Франциск Ассизский в самом Ассизи; здесь он даже влез на крышу и стал скидывать черепицы, но городская стража его остановила, объявив, что дом этот составляет городскую собственность. Франциск Ассизский поспешил в Рим, настоял на отмене новшеств, введенных в его отсутствии, и помешал возведению нескольких братьев на высокие церковные должности. "Потому они и называются миноритами, - сказал Франциск Ассизский, - чтобы никогда не возноситься". Но он не мог остановить других распоряжений курии, существенно изменявших характер братства. Булла 1220 г. положила конец свободному входу в братство и выходу из него. Желавшие вступить в братство Франциска Ассизского должны были находиться год на испытании, но по принятии их в братство уже не имели права уйти. Свободная община добровольных последователей Христа превращалась в замкнутый монашеский орден. Ещё более противоречила видам Франциска Ассизского булла 1222 г., предоставлявшая францисканцам привилегию служить обедню в своих собственных церквах, если у них таковые будут, даже во время интердикта. В том же году одному из нищих братьев в первый раз поручается дисциплинарная власть над местным епископом (в Португалии). Одновременно с этим усиливается и в самом братстве стремление уклониться от первоначального идеала. При большом числе новых братьев не всем было по силам вечно странствовать с нищенской сумой, тем более что при большом распространении ордена уже различие климата заставляло отступать от первоначального обычая: так, ещё до 1220 г. перестали соблюдать предписание не иметь двух одежд. Все это вызвало пересмотр первого составленного Франциском Ассизским правила (regula), не дошедшего до нас. В составлении нового правила 1221 г. Франциску помогали другие, но оно ещё носит печать его личности. Два года спустя понадобилось новое правило, приближающееся к обычной форме уставов других монашеских орденов. Христолюбивое странствующее братство Франциска Ассизского превратилось в централизованный и оседлый францисканский орден. Во главе его стоит генеральный министр, только ему предоставлено право разрешать проповедь братьям. Над областями поставлены провинциальные министры; в первый раз упоминаются кустоды, то есть заведующие отдельными общинами. Главное новшество заключается в постановлении, чтобы вместо ежегодных собраний братьев в Троицын день происходили через каждые три года съезды одних лишь провинциальных министров и кустодов, для обсуждения действий генерального министра и переизбрания его. Изменилось и положение самого Франциска Ассизского в ордене. По возвращении из Сирии он отказался быть министром и слугой всего братства и поставил на свое место сопровождавшего его на Восток Петра Катанского. Пётр скончался полгода спустя, но его место, по-видимому, тотчас занял Илья Кортонский: по крайней мере на генеральном капитуле 1223 г. председательствовал Илья, Франциск Ассизский же сидел у его ног, от времени до времени шепча ему на ухо, после чего Илья громко объявлял: "Брат наш заявляет братьям" и т. д. В составлении правила 1223 г. Илья, по совещании с Уголино, вероятно играл существенную роль. Источники называют его то викарием, то генеральным министром. Франциск Ассизский прожил ещё 3 года после издания правила 1223 г., пользуясь прежним уважением, но не имея влияния на руководство орденом. Он не одобрял господствовавшего в ордене направления, но, преклоняясь перед авторитетом церкви и связанный обетом послушания, не восставал против него. Однако вся его собственная жизнь была протестом против искажения дорогого ему идеала. Однажды послушник, получивший от генерального министра разрешение иметь псалтырь, пришёл к Франциску Ассизскому, испрашивая и его согласия на это. Франциск Ассизский, боявшийся книжной мудрости и отвергавший собственность, сказал послушнику, что, получив псалтырь, он захочет иметь и молитвенник (бревиарий), а после того усядется как важный прелат и скажет товарищу: "Принеси мне мой бревиарий". Затем Франциск Ассизский нагнулся, схватил горсть пепла и посыпал им голову монаха, приговаривая: "Вот тебе бревиарий, вот тебе бревиарий". Несколько дней спустя монах снова заговорил о своей псалтыри. Франциск Ассизский ответил ему: "Делай то, что тебе сказал твой министр", но затем, одумавшись, догнал монаха и просил повести его на то место, где он велел монаху исполнить слова министра. Когда они пришли туда, Франциск Ассизский сделал земной поклон перед монахом и сказал: "Прости меня брат, ибо тот, кто хочет быть миноритом, не должен иметь ничего, кроме своей одежды". Этот рассказ слишком простодушен, чтобы можно было его считать позднейшим вымыслом. Существует, впрочем, и документ, неопровержимо доказывающий, что Франциск Ассизский в последние годы осуждал направление, принятое орденом. Это завещание Франциска Ассизского; оно состоит из увещаний и наставлений и представляет, можно сказать, сплошной протест против превращения нищего смиренного братства Христова в могущественный монашеский орден.

Освобожденный от забот об ордене, Франциск Ассизский мог снова предаться странствованию и одинокой молитве. Как и в начале, образ Христа совершенно поглощает все его внимание. Воспоминания о Христе то вызывают в Франциске Ассизском радость и блаженство, высказываемые в детски наивных формах, то рыдания и стоны. Изобразить в своей жизни земное странствие Спасителя, пережить все знаменательные моменты Его жизни - вот на что устремлены все помыслы Франциска Ассизского. Он устраивает в лесу близ Греччио "живую картину" Рождества Христова (ясли, вол, осел, кругом молящиеся пастухи и крестьяне). Устройство таких яслей в день Рождества в церквах входит с этого времени в обычай в Италии. Под влиянием той же мысли Франциск Ассизский отправляется в 1224 г. с ближайшими товарищами на высокую вершину Алверно, в верховьях Арно, где проводит время, поодаль от братьев, в посте и уединённой молитве. Здесь в утро Воздвижения Св. Креста Франциск Ассизский имел видение, после которого на его руках и ногах, по преданию, остались стигматы, то есть изображения головок и концов гвоздей распятого Христа. Критические историки дают различное объяснение известию о стигматах. Газе, имея в виду, что впервые о стигматах стало известно из окружного послания преемника Франциска Ассизского, Ильи, считает его виновником легенды. Гаусрат полагает, что Франциск Ассизский, желая вполне пережить страсти Христовы, сам нанес себе раны, скрывая их при жизни от товарищей. Сабатье, считая стигматы реальным фактом, ищет объяснение в таинственных проявлениях экстаза и "душевной патологии". Повествование о видении и стигматах Франциска Ассизского много содействовало представлению о нём позднейшей живописи, изображавшей его в экстазе и со страданием на лице. Несмотря на то, что Франциск Ассизский действительно считал своим призванием "оплакивать по всему свету страдания Христа" и несмотря на собственные тяжелые страдания в последние два года жизни, Франциск Ассизский до конца сохранил свое поэтическое воззрение на мир. Его братская любовь ко всякой твари составляет основание его поэзии. Он кормит зимой пчел медом и вином, поднимает с дороги червяков, чтобы их не раздавили, выкупает ягненка, которого ведут на бойню, освобождает зайчонка, попавшегося в капкан, обращается с наставлениями к птицам в поле, просит "брата огонь", когда ему делают прижигание, не причинять ему слишком много боли. Весь мир, со всеми в нём живыми существами и стихиями, превращался для Франциска Ассизского в любящую семью, происходившую от одного отца и соединённую в любви к нему. Этот образ был источником, из которого вылилась его поэтическая "хвала" Господу со всеми Его творениями и паче всего с господином братом солнышком и т. д. На призыв Франциск Ассизского радостно отозвались другие поэтические души среди братии - Фома (из) Челано, Якопоне из Тоди, автор "Stabat Mater", и другие францисканские поэты. Преувеличенно, конечно, считать поэтому Франциска Ассизского, как это делает Тоде, творцом итальянской поэзии и искусства и виновником Ренессанса; но нельзя не признать, что одушевление и подъем духа, проявившиеся во францисканских соборах и во фресках Джиотто, были внушены смиренным и любящим последователем нищего Христа. Одной стороной своего идеала - преемством нищенствующего, странствующего Христа - Ф. примыкал к аскетическому, средневековому, некультурному идеалу; но в преемство Христа, как его понимал Франциск Ассизский, включалась и любовь к человеку. Благодаря этому аскетический идеал получил иное, новое, культурное назначение. "Господь призвал нас не столько для нашего спасения, сколько для спасения многих", - было девизом Франциска Ассизского. Если в его идеал, как и в прежний монашеский, и входит отречение от мира, от земных благ и личного счастья, то это отречение сопровождается не презрением к миру, не брезгливым отчуждением от греховного и падшего человека, а жалостью к миру и состраданием к нищете и нуждам человека. Не бегство из мира становится задачей аскета, а возвращение в мир для служения человеку. Не созерцание идеального божеского царства в небесной выси составляет призвание монаха, а проповедь мира и любви, для установления и осуществления царства Божия на земле. В лице Франциска Ассизского аскетический идеал средних веков принимает гуманитарный характер и протягивает руку гуманизму нового времени.

Последние дни Франциск Ассизский были очень мучительны; страдания его были облегчены уходом св. Клары и его собственным настроением. Он прибавил к своей Хвале Господа и всех творений строфу с хвалой "сестре нашей, телесной смерти", и не как аскет, а как поэт, закончил жизнь словами: "Жить и умереть мне одинаково сладко". Франциск Ассизский скончался 4 октября 1226 г.; уже два года спустя он был канонизован папой Григорием IX, бывшим кардиналом Уголино. На "райском холме" началась постройка великолепного готического собора имени нового святого; но не так желали почтить память "бедного Франциска" ближайшие его сердцу товарищи - и однажды ночью брат Леон, с другими, опрокинул и разбил столб с кружкой, поставленный генеральным министром Ильей для сбора подаяний на построение храма св. Ф. Так на могиле апостола мира возгорелась борьба из-за воплощенного им идеала.

Источники

Разлад между идеалом Франциска Ассизского и учреждением, им созданным, отразился и на истории его жизни. В момент смерти Франциска Ассизского власть над орденом находилась в руках Ильи Кортонского, который правил им в духе Григория IX. Этот папа сам позаботился о составлении жития нового святого и поручил этот труд Фоме из Челано, который не был лично близок к Франциску Ассизскому, но был человеком поэтически одаренным. Житие Челано носит на себе черты своего полуофициального назначения; отношения Франциска Ассизского к Илье представлены дружественными, роль ближайших товарищей Франциска осталась в тени. Назидательный характер легенды выступает очень сильно, а факты из мирской жизни Франциска Ассизского крайне скудны. Несколько лет спустя власть генерального министра перешла к представителям сурового идеала. Капитул 1244 г. пригласил всех желающих из братьев записать свои воспоминания о Ф. и представить их генеральному министру Кресченцию. Тогда возникла легенда трёх товарищей, Леона, Ангела и Руфина, ближайших сподвижников Франциска Ассизского. В этой легенде фактическая и человеческая сторона биографии Франциска выступает полнее и ярче. Ещё раз, однако, изменилось направление в ордене. Капитул 1266 г. поручил генеральному министру, знаменитому францисканскому богослову Бонавентуре, составить новое житие и уничтожить все прежние, чтобы не было раздора из-за памяти Франциска Ассизского. Это житие наиболее отделано в литературном отношении и обращает особенное внимание на чудеса Франциска. Литература о Франциске Ассизском продолжала, однако, расти, принимая все более легендарный характер. В ХIV в. Варфоломей Пизанский составил книгу: "О сходстве жизни блаженного Ф. с жизнью Господа Нашего Иисуса Христа", в которой указано 40 сходств. В следующем веке появилась громадная компиляция: "Зерцало жизни блаженного Франциска". Наряду с этой книжной литературой работало и народное воображение, на которое личность Франциска Ассизского произвела глубокое впечатление. Так создались рассказы о Франциске, монашеские по происхождению и содержанию, но народные по языку и духу - так называемые Fioretti (Цветки). В XVIII в. Болландисты включили в свое почтенное издание "житий святых" и материал, касавшийся Франциска Ассизского, обработанный Суисскеном (Acta Ss. Oct. II). Первая критическая биография Ф. составлена протестантским историком церкви, K. Hase ("Fr. v. Assisi", 1856). Годовщина рождения Франциска в 1882 г. снова оживила литературу о нём. Появились сочинения Bonghi (по-итальянски, 1884), Thode ("Fr. v. As. und die Anf ange d. Kunst d. Renaissance", 1885), K. Muller, "Die Anfa nge des Minoritenordens" (1885; автор особенно старался выяснить вопрос о правилах и пытался реконструировать из правила 1221 г. древнейшее правило 1209-10 гг.). Новую эпоху открыло сочинение протестантского пастора P. Sabatier, "Vie de S. Fran cois d'Assis e" (П., 1894; до 1899 г. 24 изд.). Необычайный успех книги в католической Франции объясняется, помимо талантливого изложения, как симпатичным, ярко очерченным образом Франциска, так и некоторым подновлением его в современном французском вкусе. Одобрение книги папой, а затем запрещение её, также содействовали её распространению. Обширное место отвел Франциск Ассизский и вызванному им движению Hausrath, в третьей части своего сочинения: "Weltverbesserer im Mittelalter" (1895), причислив его к Арнольдистам, то есть последователям Арнольда Брешианского. Заслуга Сабатье не ограничивается литературно-художественным воспроизведением образа Ф.; она ещё значительнее в области критической и в разработке источников. Уже профессору G. Voigt'y удалось открыть и напечатать (в "Abh. d. S achs. Gese ll. d. Wiss.", V-VI, 1870) хронику минорита Иордана из Джиано, современника Франциска и одного из первых французских миссионеров, заключающую в себе несколько важных известий и определенных дат для жизни святого. В 1880 г. издано в Риме "Второе Житие" Франциска Асиззского, Фомы Челанского, оставшееся неизвестным Болландистам и написанное по тому же поводу, как и легенда трёх товарищей. Составленное под влиянием изменившегося настроения в ордене, "Второе Житие" представляет и самого Франциска в другом освещении, приближающем его к идеалу строгих последователей его; об Илье вовсе не упоминается, но деятельность его косвенно предается осуждению. Автор пользуется легендой трёх товарищей. Что касается до последней, то Сабатье ещё в 1894 г. обратил внимание на то, что она дошла до нас не целиком: указанный в начале план не исполнен. Догадка Сабатье побудила двух францисканцев, Марчеллино да Чивецца и Теофило Доминикелло, разыскивать недостающие части, - и они нашли их в итальянской рукописи 1557 г. (напечатана в 1856 г.), оригинал которой восходит, судя по языку, к XIV в. На основании их изысканий и работ Сабатье установлено, что латинский подлинник рукописи заключал в себе важнейший первоисточник, а именно легенду трёх товарищей в полном объёме, то есть, кроме 18 глав официального издания, ещё 61 главу, устраненную духом партии ("La Leggenda di S. Fr.", Рим, 1899). Но главная критическая заслуга Сабатье заключается в воспроизведении (реконструкции) древнейшего, забытого жития Франциска. Самым близким к Франциску Ассизскому человеком, его овечкой, был брат Леон; он принимал участие в составлении легенды трёх товарищей, но, помимо того, сохранились известия о существовании особого жития Франциска, написанного Леоном; у авторов конца XIII в., принадлежавших к строгой партии, встречаются цитаты из него. Разложив одну из позднейших компиляций - "Speculum Vitae etc." - на её составные части и указав их происхождение, Сабатье выделил из неё цельное житие в 118 глав и признал его за утраченное житие брата Леона, написанное им, по предположению Сабатье, тотчас после смерти Франциска, чтобы противопоставить господствовавшей партии, уклонившейся от идеала, настоящий образ учителя. Это предположение, нашедшее себе не только противников среди французских учёных, но и многих приверженцев, может совершенно изменить оценку первоисточников и повлиять на историю Франциска Ассизского и даже на изображение его в дальнейших изданиях книги Сабатье.

Житие Леона, с пространным введением и критическими исследованиями, издано Сабатье в 1898 г., под заглавием: "Speculum Perfectionis s. S. Fr. Ass Legenda Antiquissima auctore Fr. Leone". По-русски о Франциске Ассизком, кроме перевода Гаусрата, см. В. Герье, "Франциск Ассизский апостол нищеты" ("Вестник Европы", 1892, май-июнь); С. А. Котляревский (начало книги), "Францисканский орден и римская курия" (магистерская диссертация, М., 1901).

Фурье (Fourier) Франсуа Мари Шарль (7.4.1772, Безансон, - 10.10.1837, Париж), французский утопический социалист. Родился в купеческой семье, почти всю жизнь служил в торговых домах. Окончил среднюю школу, затем пополнял знания путём самообразования. На мировоззрении Ф. отразилось его глубокое разочарование в результатах Великой французской революции.

Свои исторические и социальные взгляды Фурье впервые изложил в статье "Всемирная гармония" (1803), анонимной брошюре "О торговом шарлатанстве" (1807) и книге "Теория четырех движений и всеобщих судеб" (1808, рус. пер. 1938). Подробный план организации общества будущего Фурье разработал в "Трактате о домоводческо-земледельческой ассоциации" (т. 1-2, 1822), переизданном посмертно в 1-м французском собрании сочинений, т. 2-5, 1841-43, под заглавием "Теория всемирного единства" и в книге "Новый хозяйственный социетарный мир" (1829, рус. пер, 1939).

Фурье отвергал социальную философию и экономические учения Просвещения, считая, что они противоречат опыту и оправдывают негодный общественный строй. Вместе с тем Фурье воспринял и развил ряд идей материалистов 18 в.: признание единства мироздания как извечно существующей и закономерно движущейся материи во всём многообразии её форм и видов движения; определение исторического процесса как движения, направленного на обеспечение всеобщего благополучия, и др. Задачу своей жизни Фурье видел в разработке "социальной науки" как части "теории всемирного единства", основанной на принципе "притяжения по страсти", всеобщей закономерности, обусловливающей природную склонность человека к какому-либо виду коллективного труда. Фурье разработал оригинальную схему истории человечества. Общество последовательно проходит периоды эдемизма ("райской" первобытности), дикости, варварства и цивилизации. Особое внимание Фурье уделил анализу и критике современного периода ("периода цивилизации"); он вскрыл его внутренние противоречия (кризисы от избытка, бедность, порождаемую изобилием, и др.). На смену строю цивилизации, по Фурье, должен прийти высший общественный строй - строй гармонии, который не только соответствует предначертаниям бога-природы, но представляется как историческая необходимость.

В системе Фурье сохранялись частная собственность, классы и нетрудовой доход. Для успеха нового общества, считал Фурье, необходим рост производительности труда, обеспечивающий богатство для всех, для чего общественный доход должен распределяться соответственно: капиталу (4/12), труду (5/12) и таланту 3/12). С укреплением и развитием строя ассоциации эти пропорции, как предполагал Фурье, будут изменяться в пользу труда. Строй ассоциации создаёт, по Фурье, крупное коллективизированное и механизированное сельское хозяйство, соединённое с промышленным производством. Это соединение произойдёт в первичных ячейках общества - "фалангах", располагающихся в огромных дворцах - "фаланстерах". Такая организация общества приведёт к ликвидации разрыва между городом и деревней, к созданию поселений нового типа, где объединятся все виды человеческой деятельности и преимущества городской и сельской жизни.

Согласно Фурье, естественные страсти человека, подавляемые и искажаемые при строе цивилизации, будут направлены на творческий труд, полный разнообразия и радостного соревнования. Разумно организованные могучие трудовые армии - региональные, национальные и международные - преобразуют лик Земли. В новых условиях общественной жизни будет формироваться и новый человек как целостная, всесторонне развитая личность.

В учении Фурье было немало идей и концепций, которые позднее получили развитие не только в философии, социологии и экономической науке, но и в таких специальных отраслях, как социальная психология, психология труда, педагогика. Для учения Фурье характерны элементы материализма и диалектики. Вместе с тем его учению свойственны идеалистическое понимание истории, методологическая непоследовательность, беспочвенные мечтания.

По определению К. Маркса и Ф. Энгельса, "Фурье исходит непосредственно из учения французских материалистов" (Соч., 2 изд., т. 2, с. 146) и "... так же мастерски владеет диалектикой, как и его современник Гегель" (Энгельс Ф., там же, т. 19, с. 197). Маркс и Энгельс, указывая, что Фурье блестяще разработал ряд проблем будущего общества, вместе с тем критиковали его за отказ от классовой, революционной и всякой вообще политической борьбы, за сохранение в строе ассоциации основных элементов капиталистических общественных отношений, надежду на содействие лучших представителей господствующих классов делу разумного переустройства общества. Маркс и Энгельс признавали Фурье наряду с К. А. Сен-Симоном и Р. Оуэном одним из тех мыслителей, которые "... гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно..." (Энгельс Ф., там же, т. 18, с. 499).

Учение Фурье оказало значительное влияние на социальную и философскую мысль ряда стран. Во Франции учение Фурье развивали "социетарная школа" В. Консидерана и группа др. фурьеристов. Фурьеристы пытались создать опытный фаланстер и "социальную партию", но на практике неизменно оказывались бессильными и потерпели крах в ходе Революции 1848. Идеи Фурье получили отражение во французской художественной литературе (Э. Сю, Ф. Пиа, П. Ж. Беранже, Э. Потье и др.) и оказали воздействие на развитие французского утопического социализма (К. Пеккёр, Ф. Видаль, П. А. Леру, П. Ж. Прудон). В 30-40-х гг. влияние идей Фурье испытала ранняя социалистическая мысль в Англии (Хью Дохерти и др.), Германии (В. Вейтлинг, М. Гесс и др.), Италии (Б. Дж. Муре, С. Савини), Испании, где фурьеристы были также первыми проводниками социалистических идей (Х. С. Абреу и др.), и в др. странах Европы. В Северной Америке влияние Фурье на развитие прогрессивных социальных идей было столь значительным, что 30-40-е гг. 19 в. называют "фурьеристским периодом" истории социализма в Америке (А. Брисбен, П. Годвин, Х. Грили и др.). Было создано более 40 фурьеристских колоний (Брукфарм и др.).

В России идеи Фурье уже в 1-й четверти 19 в. стали известны некоторым из декабристов и близким к ним представителям интеллигенции. В 30-40-х гг. учением Фурье интересовались А. И. Герцен, Н. П. Огарев. Выдающимися приверженцами Фурье были М. В. Петрашевский и петрашевцы. Идеи Фурье отразились в произведениях Ф. М. Достоевского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. Г. Чернышевского и др.