|
Литургия св. Иоанна Златоуста для смешанного хора a cpella, соч.31
31 июля 1910 года Сергей Васильевич Рахманинов написал в письме своему близкому другу – профессору Московской консерватории Никите Семёновичу Морозову: «Я кончил только Литургию. Об Литургии я давно думал и давно к ней стремился. Принялся за неё как-то нечаянно не сразу увлёкся. А потом очень скоро кончил. Давно не писал (...) ничего с таким удовольствием». Днём раньше в партитуре нового сочинения появилась авторская надпись: «Конец и слава Богу. Ивановка. 30-е июля 1910г.».
Духовно-музыкальное наследие Рахманинова невелико: шестиголосный мотет «Deus meus» (студенческая работа), духовный концерт «В молитвах неусыпающую Богородицу» (написанный летом 1893 года на текст кондака Праздника Успения Пресвятой Богородицы), уже упомянутая «Литургия св. Iоанна Златоуста» (соч. 31) и знаменитое «Всенощное бдение» (соч. 37, 1915 г.). Но если оценивать художественную сторону этого направления творчества Рахманинова, нельзя не поразиться тому, как за короткое время композитор смог встать в один ряд с гениями духовной музыки.
Первое исполнение «Литургии» состоялось в Москве в 25 ноября 1910 года. Пел знаменитый Синодальный хор иод управлением своего не менее знаменитого регента Николая Михайловича Данилина. Журнал «Музыка и Жизнь» так сообщил об этом: «Из духовных концертов отметим 25 нояб. исполнение Синод, хором новинки Литургии С. Рахманинова, произведшей на публику двойственное впечатление...». Сохранилось воспоминание о концерте двоюродной сестры Рахманинова – школьной учительницы Анны Андреевны Трубниковой:
«Когда была написана «Литургия святого Иоанна Златоуста», мы очень интересовались, как Серёжа, не будучи религиозным, мог написать церковную музыку, и с нетерпением ожидали обещанного концерта (...) Духовенство было также очень заинтересовано; ведь среди них было много любителей музыки, но посещать котцерты светской музыки они не могли, и только некоторые, особенно смелые, надевали светское платье и тайком бывали на концертах и в театрах. Понятно, что предстоящий концерт интересовал их особенно. Законоучитель школы, где я работала. после исполнения «Литургии» отозвался так: «Музыка действительно замечательная, даже слишком красивая, но при такой музыке молиться трудно. Не церковная»».
Последнее суждение часто повторялось в среде священнослужителей, что сыграло определённую роль в судьбе произведения. 16 декабря 1910 года сочинение было повторно исполнено Синодальным хором, после чего Данилин еще несколько раз включал отдельные номера из «Литургии» Рахманинова в программы выступлений хора. Однако в дальнейшем он был вынужден отказаться от этого. Причиной тому были, скорее всего, отрицательные отзывы о новом сочинении, притом, что исполнительское мастерство «синодалов» критика неизменно хвалила. Доказательством тому – журнальная заметка, подписанная литерой «Д», (так помечал свои рецензии один из известных и вдумчивых хоровых деятелей Дмитрий Зарин). Приведём полностью этот любопытнейший документ того времени:
«Большинство собравшихся слушать исполнение написанной С. В. Рахманиновым «Литургии св. Iоанна Златоуста» ожидало, вероятно, большого события, настоящего праздника для любителей православной церковной музыки. Ведь недаром же Рахманинов в своей симфонической музыке является как бы ближайшим наследником П.И. Чайковского. Но «Литургия» этих ожиданий не оправдала. Несмотря на свой крупный, прекрасный талант, композитор на этот раз не овладел поставленной себе задачей.
К такому произведению, как «Литургия», не только приложим вообще, но обязательно прежде всего должен прилагаться критерий непосредственного воздействия на слушателя.
С детских лет – сохранили мы, или потеряли их чистую, бесхитростную веру, но со старыми формами церковной службы связаны у каждого из нас определённые чувства и настроения. Церковные песнопения тогда удовлетворяют своему назначению, когда способствуют объединению слушателей общим чувством, когда они спаивают в единую церковь разнородную толпу молящихся.
И церковная музыка настолько удачна, насколько она заражает нас определёнными и общими для нас – при неизбежных, конечно, индивидуальных различиях, – чувствами. «Литургия» Рахманинова такого действия не оказала. Как произведение церковной музыки, она показалась нам слишком субъективной, слишком не «церковной» по своему настроению, а вообще, как произведение искусства, она лишена художественной убедительности – необходимого достоинства истинно прекрасного творения. Мы не чувствовали в музыке ясной, религиозной убеждённости, её гармонии не воспринимались нами как необходимое выражение глубокого чувства автора. Или композитор ещё слишком мало освоился с Литургией, как формой произведения, или же его чувства и не могут найти воплощения в этой форме. Нам более вероятным кажется именно последнее.
Нельзя сказать, чтобы рахманиновская «Литургия» отличалась особой оригинальностью композиции, или блестящей звучностью. Как хоровой композитор, Рахманинов себя выдающимся мастером в ней не проявил. В редакции журнала, вероятно, уже готовится разбор партитуры «Литургии», а потому я и ограничусь лишь этими беглыми непосредственными впечатлениями. «Литургия» была довольно хорошо исполнена хором Синодального Училища под управлением г. Данилина». («Хоровое и Регентское Дело», № 12, 1910 г.).
Еще до московской премьеры «Литургии» Рахманинов задумал исполнить ее также и в Санкт-Петербурге, в цикле духовных концертов, проводившихся А.И. Зилоти. Александр Ильич Зилоти – пианист, дирижёр, профессор Московской консерватории и, что важно, учитель Рахманинова – внимательно следил за судьбой нового сочинения своего двоюродного брата. Известный музыковед Александр Вячеславович Оссовский вспоминал:
«Удивлённый неожиданным обращением Рахманинова к духовной музыке, скептически относившийся к религии и церкви, Зилоти, прежде чем решиться исполнить «Литургию» в своих концертах, хотел лично удостовериться в степени художественного интереса, представляемого для концертной аудитории этим произведением: оно было уже назначено к исполнению в Москве на 25 ноября 1910 года хором синодальных певчих под управлением регента Н. М. Данилина. Не имея возможности оторваться от множества своих текущих дел. нахлынувших в связи с началом концертного сезона, Зилоти просил меня съездить в Москву, в сопровождении его сына Александра, на генеральную репетицию и на первое исполнение «Литургии». Впечатление, вынесенное мною, было настолько сильным и решающим, что не оставалось места сомнению в желательности, даже необходимости включения этого произведения в программы концертов Зилоти».
Подготовка петербургской премьеры «Литургии» не обошлась без осложнений. В январе 1911 года в журнале «Хоровое и Регентское Дело» появилось сообщение: «Духовный концерт, устраиваемый А.И. Зилоти, в котором предполагалось познакомить Петербургскую публику с «Литургией святого Иоанна Златоуста», написанной известным композитором С.В. Рахманиновым, и назначенный на 16 января, отложен на неопределённое время. Концертом должен был дирижировать Е.С. Азеев, хор Императорской Оперы». По воспоминаниям преподавателя Придворной певческой капеллы П.А. Богданова, руку к этому приложило некое «официальное лицо» из Петербургского Епархиального Совета, «отечески предупредившее» Евстафия Степановича Азеева (хормейстера Мариинского театра, учителя пения в Придворной капелле, а также церковного регента) о «нежелательности» его участия в исполнении «чуждой церковному духу Литургии мос ковского композитора Рахманинова». Рахманинов решил дирижировать сам.
Незадолго до концерта, в марте 1911 года, отдельные части «Литургии» были исполнены в ходе петербургского выступления Синодального хора, что послужило поводом для новых критических нападок на это сочинение: «Представление целых ше сти номеров программы отрывкам из «Литургии» Рахманинове/можно понять толь ко как желание отдать дань тому направлению, которое целое столетие господствовало в нашем церковном пении, и, путём сопоставления с пьесами Кастальского, наглядно показать всю его несостоятельность. Талантливый композитор симфонической музыки, один из первых представителен русского музыкального искусства, г. Рахманинов в своей «Литургии» не дал ничего ценного для церковно-певческого искусства. Это холодная, головная, если можно так выразиться, работа даровитого музыканта, не согретая огнём вдохновения. В нашей духовно-музыкальной литературе новую «Литургию» можно сопоставить с произведениями Аренского, Ипполитова-Иванова, Черепнина и др. Нельзя не отметить в сочинениях г. Рахманинова слабого знания им хора, отчего многие места в его сочинениях звучат очень некрасиво и хоровой колорит совершенно теряется. Очень жаль, что вместо неудачных произведений Рахманинова, москвичи не показали нам в своем исполнении хотя бы сочинений Чеснокова и Гречанинова (...)»(Журнал «Хоровое и Регентское Дело», № 3, 1911 г.).
Любопытно, что и этом же номере журнала было опубликовано следующее сообщение: «В пятницу. 25-го марта, в зале Дворянского Собрания состоится дневной духовный концерт А. Зилоти. Будет исполнена полностью литургия С. Рахманинова. Исполнена литургия будет хором Императорской оперы под управлением автора». Долгожданный концерт состоялся. Приведем поэтичное воспоминание об этом Зои Аркадьевны Прибытковой, дочери двою родного брага Рахманинова:
«Петербургская весна. (...) Двусветный зал Дворянского собрания. На эстраде – хор Мариинского театра. /Настроение в публике торжественное. В зале тихо, отдельных голосов не слышно, только шорох идёт. /Сегодня Рахманинов дирижирует своей «Литургией». Всё было необычайно красиво: и то, что концерт днём и в первый весенний день, и то, что люди кругом какие-то притихшие. вдумчивые. / Входит Рахманинов. Он в чёрном сюртуке. Еще более суровый и замкнутый, чем обычно. Строго кланяется публике. И так всё кругом не похоже на рядовой концерт, такое напряжённосерьёзное состояние у зала, что не раздалось ни одного .хлопка. Как будто тысячная толпа сговорилась, что сегодня это ни к чему. Рахманинов чутьём великого артиста понял настроение людей и оценил его. / Он поворачивается к хору. Пауза. Ив тот самый момент, когда раздаётся первый, мягкий аккорд хора, – яркий луч солнца прорезал зал и осветил стройную фигуру Рахманинова, на фоне белых платьев женского хора (...)».
А вот воспоминание об этом же событии Оссовского:
«...Всё было необычно в концерте. Он шёл вне плана концертного сезона Знлоти. В парадном бальном зале Дворянского собрания звучала православная церковная музыка. Среди слушателей виднелось много лиц в духовных одеждах. Концерт начался в два часа дня, а не вечером, как обычно проходили все концерты. Аплодисменты, по указанию церковной власти, были воспрещены. Рахманинов вышел на эстраду в длиннополом чёрном сюртуке, вместо обязательного для концертов фрака. Высокая, стройная, со строгими чертами лица его фигура на дирижёрском возвышении была выразительна, импозантна и красива, отвечая стилю концерта и сосредоточенному настроению зала. Торжественная тишина, глубокое снимание, одухотворённое выражение на лицах слушателей свидетельствовали, что музыка Рахманинова нашла путь, к их сердцам».
Отметим, что воспоминания Трубниковой, Прибыгковой и Оссовского были написаны в середине XX века, когда Рахманинов уже написал свою всемирно известную «Всенощную» – произведение, в котором он достиг высочайшего совершенства, и когда оценка его «Литургии» стала исключительно позитивной. Отрицательное же отношение многих современников композитора к его сочинению композитора может показаться несправедливым. Однако в действительности та оценка имела немало оснований.
К 1910 году русская музыка располагала, помимо литургий Бортнянского и Чайковского, аналогичными сочинениями многих авторов, в том числе – замечательными «Литургиями» представителей новой (московской) школы духовной музыки – П.Г. Чеснокова, А.Д. Кастальского, А.В. Никольского, А.Т. Гречанинова и др. В начале XX столетия в русской духовной музыке сложились достаточно чёткие традиции трактовки композиторами жанра «Литургии» и соответствующие приёмы церковно-музыкального письма. Не менее определёнными (но более консервативными) были и художественно-вкусовые представления слушателей духовных концертов о том, какой должна быть музыка в «Литургии». Этому способствовало и то, что «Литургия» является ортодоксальным, наиболее застывшим в своей догматике чинопоследованием, чем она принципиально отличается от романтически окрашенного, щедро наполненного переменным материалом чина «Всенощного бдения». Поэтому для музыкального переинтонирования литургических текстов любому композитору требовались не только фантазия и интуиция, но в первую очередь знание и умение.
Фактом является то, что к началу работы над «Литургией» Рахманинов не владел как необходимыми навыками сочинения духовной музыки, так и знаниями тайн хоровой звучности. Однако в процессе сочинения эти пробелы восполнялись талантом композитора, его уникальной музыкальной интуицией. Отсюда – неровность музыки «Литургии»: наряду с прекрасными страницами (как, например, симфоническое по развитию «Верую»), современники находили в ней немало музыки вялой, статичной, ученической.
Показательно единодушие многих музыкальных деятелей Москвы и Санкт-Петербурга (и это – при традиционном противоборстве двух столиц) в их отношении к духовным сочинениям Рахманинова: если появление «Литургии» было встречено весьма прохладно, то всего лишь через пять лет его же «Всенощное бдение» вызвало единодушный восторг. Такое совпадение взглядов не случайно. Разделяющие эти два сочинения годы были наполнены для Рахманинова самообразованием и постижением секретов духовной музыки. Ученичество обернулось высоким мастерством – миру явилась Великая «Всенощная». И 14 марта 1915 года рецензент восторженно напишет: «Новое сочинение С.В. Рахманинова является крупнейшим вкладом в сокровищницу нашей духовно-музыкальной литературы, особенно по тем приёмам, которые автор прилагает к обыкновенному четырехголосному составу хора» (Журнал «Музыка», № 214).
Новые и новые поколения музыкантов вдумчиво вслушиваются в звуки «Литургии» Рахманинова. Вслушаемся и мы, чтобы понять, что соч. 31 – это уже не богослужебно-музыкальное чинопоследование, а обобщённый музыкально-поэтический образ Великого Обрядового Действа, и что это монументальное, требующее высоко профессиональных исполнителей, сугубо концертное произведение решает не служебно-прикладные, а творческие задачи, создавая величественный образ русского культового пения.
Мудро заметил Л.Н. Толстой: «Время просеивает». Современное отношение к «Литургии» Рахманинова существенно отличается от ее оценки современниками композитора. И сегодня совершенно очевидно, что «Литургия св. Iоанна Златоуста» была для Рахманинова, да и для всей русской духовной музыки, первым шагом на пути к неизведанным мирам художественно-нравственного самопостижения. А первый шаг – всегда самый трудный. Не случайно Александр Гумбольдт сказал о великом путешественнике Христофоре Колумбе:
«Он велик не тем, что открыл Америку, а тем, что туда отправился!..»
Константин НИКИТИН
|